Дани Родрик «Неверный поворот глобализации. Как он сказался на Америке» / «Россия в глобальной политике». Фонд исследований мировой политики
Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 4, 2019 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
Глобализация переживает трудные времена. Набрал мощь популизм, ярким представителем которого является президент США Дональд Трамп. Тлеющая торговая война между Китаем и Соединенными Штатами рискует перерасти в горячий конфликт. Европейские страны закрывают границы для иммигрантов. Даже самые активные сторонники глобализации признают перекосы и говорят о необходимости изменений.
Нынешние проблемы зародились в 1990-е гг., когда политики направили мир по пути гиперглобализма, требовавшего подчинения национальных экономик интересам мировой экономики. В торговле символом трансформации стало учреждение в 1995 г. Всемирной торговой организации (ВТО). ВТО не только затруднила защиту стран от международной конкуренции, но и стала вмешиваться в вопросы, которые правила международной торговли прежде не затрагивали: сельское хозяйство, сфера услуг, интеллектуальная собственность, индустриальная политика, здравоохранение и санитарные нормы. Одновременно возникли амбициозные региональные торговые соглашения, например, НАФТА.
В финансах происходил фундаментальный сдвиг: государства отказались от регулирования движения капитала, перейдя к либерализации. Под давлением США и глобальных организаций – Международного валютного фонда (МВФ) и Организации экономического сотрудничества и развития – страны разрешили огромным потокам средств свободно преодолевать границы в поисках краткосрочной прибыли.
Тогда казалось, что эти изменения опираются на прочный экономический фундамент. Открытость в торговле позволит экономикам перераспределить ресурсы в наиболее продуктивные сферы. Капитал будет перемещаться из стран, где он в избытке, туда, где он необходим. Рост торговли и свобода капитала стимулируют частные инвестиции и способствуют глобальному экономическому подъему. Но вместе с новыми правилами появились риски, которых гиперглобалисты не ожидали, хотя экономическая теория позволяла прогнозировать не только преимущества, но и недостатки глобализации.
Увеличение торговли с Китаем и другими странами с низким уровнем зарплат ускорило падение занятости в производственном секторе развитых стран. В результате обанкротились целые районы и города. Финансизация глобальной экономики вызвала самый тяжелый финансовый кризис со времен Великой депрессии. А после этого международные институты стали продвигать меры жесткой экономии, которые нанесли еще больший ущерб. Простым людям происходящее казалось результатом действия анонимных рыночных сил или следствием решений, принятых в далеких странах.
Политики пытались преуменьшить остроту проблем, отрицая, что в новых условиях глобальной экономики приходится жертвовать суверенитетом. Казалось, они сами парализованы этими силами. Право- и левоцентристы спорили не о правилах нового мирового хозяйства, а о том, как приспособить к ним свои национальные экономики. Правые хотели снизить налоги и ослабить регулирование, левые – увеличить расходы на образование и инфраструктуру. И те и другие соглашались, что экономику нужно реформировать во имя глобальной конкурентоспособности. Глобализация – «экономический эквивалент природных сил, таких как ветер или вода», говорил президент США Билл Клинтон. Британский премьер Тони Блэр высмеивал тех, кто предлагал дискутировать о глобализации: «С тем же успехом можно обсуждать, должна ли осень следовать за летом».
Однако путь, который мир выбрал в 1990-е гг., не был неизбежным. Международные институты сыграли свою роль, но гиперглобализация была скорее образом мышления, а не реальным непреодолимым ограничителем для национальной политики. До этого страны экспериментировали с двумя совершенно разными моделями глобализации: золотым стандартом и Бреттон-Вудской системой. Гиперглобализация по духу ближе к золотому стандарту, исторически более далекому и агрессивному. В этом кроется источник многих нынешних проблем. Политикам стоит обратиться к Бреттон-Вудской системе, основанной на более гибких принципах, если они хотят построить справедливую и устойчивую глобальную экономику.
Золотые оковы
Почти 50 лет до Первой мировой войны и короткий межвоенный период золотой стандарт устанавливал правила управления экономикой. Принимая золотой стандарт, государство должно было привязать национальную валюту к стоимости золота, обеспечить открытость границ для капитала и выплачивать внешний долг при любых обстоятельствах. Если эти правила требовали от государства мер жесткой экономии (в современной терминологии), так и делали, независимо от ущерба для национальных доходов и занятости.
Не случайно первое осознанное популистское движение возникло именно в период действия золотого стандарта – из-за готовности принять болезненные экономические меры. В самом конце XIX века Народная партия стала голосом американских фермеров, которые страдали из-за высоких ставок по долгам и падения цен на их продукцию. Решение было простым: облегчить кредитование, разрешив погашать долги не только в золоте, но и в серебре. Позволь государство конвертировать серебро в национальную валюту по установленному курсу, денежная масса увеличилась бы, цены пошли вверх и положение фермеров улучшилось. Но преобразованиям противился истеблишмент Северо-Востока, поддерживавший золотой стандарт. Недовольство росло, и в 1896 г. на съезде Демократической партии Уильям Дженнингс Брайан, кандидат на выдвижение в президенты, произнес знаменитую фразу: «Вам не удастся распять человечество на золотом кресте». Золотой стандарт выдержал популистские нападки в США отчасти благодаря открытию месторождений золота, что облегчило условия кредитования в конце 1890-х годов.
Спустя почти 40 лет золотой стандарт был снижен, на этот раз Великобританией, оказавшейся под давлением схожего недовольства. Во время Первой мировой действие золотого стандарта приостановили, но в 1925 г. Великобритания вернулась к его довоенному уровню. Однако британская экономика представляла собой лишь тень довоенной, и спустя четыре года, в 1929 г., страна оказалась на грани катастрофы. Предприниматели и рабочий класс требовали снижения ставок, что в условиях золотого стандарта вызвало бы отток капитала за границу. Но в тот раз британское правительство сделало выбор в пользу национальной экономики, а не глобальных правил, и в 1931 г. отказалось от золотого стандарта. Спустя два года примеру британцев последовал Франклин Рузвельт, избранный президентом США. Сегодня экономисты знают: чем быстрее страна отказывалась от золотого стандарта, тем быстрее выходила из Великой депрессии.
Опыт золотого стандарта научил архитекторов послевоенной международной экономической системы, прежде всего Джона Мейнарда Кейнса, что удержание национальных экономик на коротком поводке ради продвижения международной торговли и инвестиций делает систему уязвимой. Поэтому международный режим, выработанный союзниками на Бреттон-Вудской конференции в 1944 г., давал правительствам пространство для собственной денежно-кредитной политики. Основой этой системы был контроль за движением капиталов. Как отмечал Кейнс, контроль капиталов – не просто временная мера, пока финансовые рынки стабилизируются после войны, это – «постоянное условие». Каждое государство устанавливало фиксированный курс своей валюты, но могло корректировать его, если экономика оказывалась под давлением международных финансов. Бреттон-Вудская система строилась на идее о том, что лучший способ стимулировать международную торговлю и инвестиции – позволить национальным правительствам управлять своей экономикой.
Бреттон-Вудская система касалась только международных финансов и валютной политики. Правила торговли разрабатывались, исходя из ситуации, в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ). Но философия оставалась той же. Страны должны были открывать свои экономики настолько, чтобы не нарушать общественно-политический договор. Либерализация торговли сводилась к снижению пограничных ограничений – квот на импорт и пошлины – для промышленной продукции и касалась только развитых стран. Развивающиеся страны вправе действовать по своему усмотрению. И даже у развитых стран сохранялись возможности защищать ключевые сектора. Когда в начале 1970-х гг. резкий рост импорта одежды из развивающихся стран поставил под угрозу уровень занятости в развитых странах, стороны сели за стол переговоров и выработали специальный режим, позволяющий регулировать квоты на импорт.
По сравнению с золотым стандартом и гиперглобализацией правила Бреттон-Вудской системы и ГАТТ оставляли государствам свободу выбора условий, на которых они будут участвовать в мировой экономике. Развитые страны использовали эту свободу, чтобы регулировать экономику, получать налоги и строить социальное государство, не опасаясь глобальной конкуренции и оттока капитала. Развивающиеся государства диверсифицировали экономику с помощью торговых ограничений и индустриальной политики.
Казалось бы, независимость от мировой экономики звучит как рецепт меньшей глобализации. Но в эпоху Бреттон-Вудской системы глобальная экономика находилась на подъеме. Развитые и развивающиеся экономики росли беспрецедентными темпами. Торговля и прямые иностранные инвестиции увеличивались еще быстрее, опережая показатели мирового ВВП. Доля экспорта в глобальном производстве утроилась – с 5% в 1945-м до 16% в 1981-м. Эти успехи подтверждали идею Кейнса о том, что глобальная экономика функционирует лучше, когда каждое государство заботится о собственной экономике и обществе.
Возвращение к духу золотого стандарта
По иронии судьбы гиперглобалисты использовали успехи Бреттон-Вудской системы, чтобы легитимировать собственный проект по ее замене. Если поверхностные Бреттон-Вудские нормы настолько увеличили мировую торговлю, инвестиции и повысили уровень жизни, представьте, какие результаты даст глубокая интеграция, утверждали они.
Но в процессе строительства нового режима они не вспомнили о главных уроках прошлого. Глобализация стала целью, а национальные экономики – средством ее достижения. Всякую особенность национальной экономики экономисты и политики рассматривали сквозь призму глобальных рынков. В национальном регулировании они усматривали скрытые торговые барьеры, которые необходимо снять, или потенциальный источник конкурентности торговли. Доверие финансовых рынков стало главным мерилом успеха или провала денежно-кредитной политики.
Бреттон-Вудский режим предполагал, что ГАТТ и другие международные соглашения станут противовесом влиянию протекционистов – профсоюзов и компаний, обслуживающих в основном внутренние рынки. Однако к 1990 г. баланс политической власти в богатых странах сместился от протекционистов к лобби экспортеров и инвесторов.
Торговые соглашения, заключенные в 1990-е гг., отражали силу этого лобби. Яркой иллюстрацией можно считать включение в международные соглашения национальных норм защиты интеллектуальной собственности – результат агрессивного лоббирования фармацевтических компаний, которые хотели получать прибыль, расширяя свою монополию на иностранные рынки. До сих пор Big Pharma – крупнейшее лобби, стоящее за торговыми соглашениями. Международные инвесторы тоже получили особые привилегии, например, возможность напрямую подавать иски против правительств в международные инстанции в случае нарушения их прав собственности. Крупные банки при поддержке американского Минфина подталкивали страны к открытию рынков для международных финансовых потоков.
Те, кто проиграли от гиперглобализации, не получали особой поддержки. После ухода рабочих мест в Китай и Мексику многие промышленные районы США столкнулись с серьезными экономическими и социальными проблемами – от безработицы до эпидемии наркомании. Теоретически пострадавшие работники имели право на компенсацию по федеральной программе отраслевой адаптации, но политикам не очень хотелось выделять на нее средства и следить за ее реализацией.
Экономисты в начале 1990-х уверенно называли глобализацию двигателем роста. Если стимулировать экспорт и привлекать иностранные инвестиции, выгода будет настолько огромной, что в конечном итоге выиграют все. Такой технократический консенсус легитимировал и усугублял влияние глобалистов – корпоративных и финансовых лоббистов.
Важным элементом гиперглобалистского триумфализма служила уверенность в том, что страны с разными социально-экономическими моделями в конце концов перейдут если не на одну, то по крайней мере на схожую форму рыночной экономики. В частности, принятие Китая в ВТО основывалось на ожиданиях Запада, что государство там откажется от управления экономикой. Однако у китайского руководства были другие планы. У него не было оснований менять методы управления, которые дали такие потрясающие результаты за 40 лет. Жалобы западных инвесторов, что Китай нарушает обязательства перед ВТО и проводит несправедливую экономическую политику, никто не слушал. Независимо от мастерства юристов с обеих сторон проблема лежала гораздо глубже: новый торговый режим не может охватить все институциональное разнообразие крупнейших экономик мира.
Более разумная глобализация
Политикам не удастся воскресить Бреттон-Вудскую систему во всех деталях, мир не может (и не должен) возвращаться к фиксированному курсу валют, жесткому контролю капитала и высокому уровню протекционизма в торговле. Но можно использовать ее уроки при создании новой, более здоровой глобализации.
Вызывающий унилатерализм Трампа – неверный путь. Политикам следует возрождать легитимность многостороннего режима в торговле, а не разрушать его. Но для этого не нужно еще больше открывать рынки и ужесточать международные правила торговли и инвестиций. Барьеры для торговли товарами и многими услугами и так достаточно низки.
Необходимо добиться общественной поддержки мировой экономики, которая открыта во многих аспектах, хотя и не достигает гиперглобалистского идеала. Для этого потребуются новые международные нормы, расширяющие национальным правительствам пространство для реализации их внутренних целей. Богатым странам нужна система, позволяющая пересмотреть общественный договор. Обязательно реформировать правила, чтобы страны имели возможность временно защитить уязвимые сектора от конкуренции. Например, ВТО позволяет странам вводить временные сборы, так называемые антидемпинговые пошлины, на импорт, продающийся по цене ниже себестоимости, что угрожает собственной промышленности.
ВТО также должна разрешить государствам отвечать на социальный демпинг – практику нарушения прав работников для удержания зарплат на низком уровне и привлечения производства. Меры против социального демпинга помогут защитить не только доходы отрасли, но и стандарты труда. Для развивающихся стран международные правила должны подразумевать возможность реструктурировать экономику в целях ускорения роста. ВТО следует смягчить правила по субсидиям, инвестициям и правам интеллектуальной собственности, которые мешают развивающимся странам стимулировать определенные отрасли.
Если Китай и США хотят урегулировать торговый конфликт, им придется признать, что различия между их экономиками не исчезнут. Китайское экономическое чудо базируется на промышленной и финансовой политике, которая нарушает ключевые принципы нового гиперглобалистского режима: субсидии отдельным отраслям, требование к иностранным компаниям передавать технологии местным фирмам, если они хотят работать в КНР, государственная собственность и контроль курса национальной валюты. Китайские власти не откажутся сейчас от этой политики. То, что американские компании называют кражей интеллектуальной собственности, – проверенная временем практика, к которой прибегали и сами Соединенные Штаты, пытаясь догнать индустриально развитую Англию в XIX веке. Китай, в свою очередь, должен понять, что США и Европа имеют легитимные основания защищать общественный договор и свои разработки. Вспомнив отношения Соединенных Штатов и СССР в период холодной войны, Америка и Китай должны стремиться к мирному сосуществованию, а не к конвергенции.
В международных финансах необходимо вернуть норму о том, что национальные правительства должны контролировать трансграничные потоки капитала, прежде всего краткосрочного. Приоритетом должна быть интегрированность национальной макроэкономической политики и налоговой системы, а также финансовое регулирование потоков капитала. МВФ уже пересмотрел свою категоричную позицию по контролю над капиталом, но правительствам и международным институтам нужно приложить больше усилий для легитимации применения таких мер. Например, правительства могут укрепить стабильность национальной экономики с помощью «контрциклического регулирования капитала», то есть ограничивая приток капитала, если экономика перегрета, и облагая налогом отток капитала в случае спада. Правительства также должны бороться с уклонением от уплаты налогов, создав глобальный финансовый регистр, в котором будет фиксироваться местожительство и гражданство акционеров и фактических владельцев финансовых активов.
Бесконтрольная глобализация всегда создает победителей и проигравших. Ключевым принципом новой глобализации должны стать правила, которые пойдут на пользу всем, а не избранным. И здесь экономическая теория предлагает важную идею – возможности для компенсаций проигравшим гораздо больше, если барьеры, требующие устранения, изначально высоки. С этой точки зрения уничтожение оставшихся незначительных барьеров в торговле товарами и финансовыми активами не имеет смысла. Вместо этого стоит сосредоточиться на мобильности трудовых ресурсов, где барьеры гораздо выше. Рынки труда обладают мощным потенциалом для углубления глобализации. Расширение программ предоставления временных рабочих виз, особенно для неквалифицированных работников, – один из вариантов для развитых экономик.
Может показаться, будто предложения по глобализации рынков труда не учитывают традиционных опасений, что повышение конкуренции с иностранцами навредит низкоквалифицированным работникам в развитых странах. Прямо сейчас эта идея обречена на политический провал в США и странах Западной Европы. Если правительства не предлагают компенсацию потерявшим работу, опасность следует воспринимать всерьез. Но потенциальные экономические выгоды огромны: небольшой рост трансграничной мобильности трудовых ресурсов даст мировой экономике больше, чем завершение нынешнего, давно зашедшего в тупик раунда многосторонних торговых переговоров. Значит, есть пространство для компенсаций проигравшим – например, налоги на увеличившийся трансграничный поток трудовых ресурсов и возможность напрямую вкладывать средства в программы помощи рынку труда.
В целом глобальное управление должно быть легким и гибким, позволяющим правительствам выбирать свои методы регулирования. Страны торгуют не для того, чтобы приносить выгоду другим, торговля выгодна им самим. Если выгоды распределяются справедливо в рамках национальной экономики, государствам не нужны внешние правила для поддержания открытости, они сами будут делать выбор в ее пользу.
Мягкое управление поможет глобализации. В первые 35 лет существования Бреттон-Вудской системы торговля росла быстрее по сравнению с глобальным производством, чем с 1990-х гг., даже без учета спада после глобального финансового кризиса 2008 года. Международные соглашения, предусматривающие противодействие национальной политике, нужны, только если речь идет о мерах в духе «разори соседа» – налоговых гаванях, экономических картелях и искусственном занижении курса национальной валюты.
Нынешняя система международных правил пытается блокировать экономические меры, которые не связаны с политикой «разори соседа». В частности, это запреты генетически модифицированных организмов, сельхозсубсидии, индустриальная политика, слабое финансовое регулирование. Такие меры не могут навредить другим странам, издержки лягут на национальную экономику. Правительства применяют подобные меры, полагая, что социальные и политические выгоды оправдают потери. В каждом конкретном случае правительство способно ошибаться. Но международные институты – не лучшие судьи, и даже если они правы, их решениям недостает демократической легитимности.
Движение к гиперглобализации привело к повышению уровня международной экономической интеграции. Но на национальном уровне произошла дезинтеграция. Профессиональные, корпоративные и финансовые элиты объединились с коллегами со всего мира, однако при этом отдалились от соотечественников. Нынешняя волна популизма – симптом этой фрагментации.
Основную работу по исправлению экономических и политических систем придется делать дома. Преодоление социально-экономических разрывов, расширившихся из-за гиперглобализации, потребует восстановления приоритетности национальной сферы в политической иерархии и понижения значения международной сферы. Наилучший вклад мировой экономики в этот проект – способствовать корректировкам, а не препятствовать им.
globalaffairs.ru
Коровин: Сорос — идеолог глобализации и апологет идей Карла Поппера
https://report.az/storage/news/76182c09bbe5ebfab9424313ac303610/9dcdb434-1fe6-48ad-8460-eeb88b43229d_292.jpgСам концепт открытого сообщества — основной идеи Фонда Сороса,создан глобалистами, сторонниками единого мира под их управлением, неких наднациональных структур, которые пытаются взять на себя функцию мирового правительства.
Об этом заявил Report заместитель руководителя Международного Евразийского движения (МЕД), российский политолог Валерий Коровин.
«Эта идея существует довольно давно, она вызрела на Западе ещё в XX столетии и собственно задачей глобалистов является открытие национальных государств для внешнего, глобалистского вмешательства, для их экспроприации в пользу проекта Открытое общество, для их встраивания в глобалистский проект», — заявил В.Коровин.
По его словам, главным препятствием глобализации являются национальные правительства, администрации и национальные интересы этих самых государств, которые редко совпадают с интересами глобалистов.
Российский политолог Валерий Коровин
«Подобного рода протесты носят инструментальный характер, то есть они возникают не стихийно, не естественным образом, а по заказу глобалистских структур при их активном финансовом, административном, политическом воздействии, при участии глобалистских политтехнологов».
«Для устранения этих препятствий и осуществляются смещения действующих режимов, особенно тех, которые упираются и не желают открываться для глобалистских центров. Подобного рода протесты носят инструментальный характер, то есть они возникают не стихийно, не естественным образом, а по заказу глобалистских структур при их активном финансовом, административном, политическом воздействии, при участии глобалистских политтехнологов… Во всех случаях, когда речь идет о подобного рода волнениях, осуществляемых под лозунгами достижения «свобод», «прав человека», прав меньшинств, свободы ЛГБТ, демократии и прочей глобалистской чепухи — везде присутствует глобалистский заказчик. Это исключительно политтехнологический эксцесс, никакого отношения ни к свободе, ни к демократии, ни к свободолюбивости, ни к стремлению к большему воплощению прав человека они не имеют», — отметил замглавы МЕД.
Говоря о личности и роли известного американского финансиста и трейдера Джорджа Сороса в глобалистских процессах В.Коровин указал, что он является идеологом глобализации и апологетом идей Карла Поппера — создателя концепта «открытого общества», автор своего рода Библии глобалистов — «Открытое общество и его враги».
«Сорос взял на себя миссию воплотить эту концепцию в реальность. Он своего рода апостол Карла Поппера, который положил жизнь на реализацию концепции», — подчеркнул российский политолог.
Он отметил, что Д.Сорос работает с определенными транснациональным структурами, являются своего рода техническими модулями продвижения проекта «открытого общества».
«Без Сороса эта идея была не столь проработана, не столь эффективна, не столь распространена», — добавил В.Коровин.
По его словам, сегодня в глобалистскую идеологию активно вовлекается молодое поколение, которая отвечает их поискам, выдает полностью ответы на все вопросы, возникающие у них в стадии становления. Он указал, что молодежные организации, продвигающие интересы и идеологию Д.Сороса, создаются как средство давления на политическую элиту тех или иных государств с целью достижения определенных задач.
«Глобализм — это своя, особая, альтернативная традиционной, картина мира. Это некая, своего рода, новая реальность, которая захватывает сознание молодых людей, жадных до смыслов. Так как молодежь — наиболее активная и пассионарная часть любого общества, то она тоже пытается в своем максимализме воплотить эту идею в жизнь», — отметил В.Коровин.
Российский политолог Валерий Коровин
«Глобалисты, пытаясь насаждать свои идеи, противопоставляют им все остальное, придавая последнему негативные коннотацию и оттенок».
По его мнению, глобалисты, пытаясь насаждать свои идеи, противопоставляют им все остальное, придавая последнему негативные коннотацию и оттенок: «Все что не глобалистское — все плохое. Все, что не открытое — то закрытое. Не права человека, а тирания и диктатура. Все, что не развитие, то стагнация. Это все на уровне смыслов окрашивается в позитивные тона, если речь идет о глобализме, в негативные — если речь идет об альтернативе глобализма. На это ведутся молодые неокрепшие умы, которые находят в этом воплощение своих экзистенциальные поисков, своим мировоззренческим запросам», — сказал замглавы МЕД.
По его словам, глобалистская машина может оперироваться также при осуществлении каких-либо конкретных задач.
«Помимо конечной цели — создания единого глобального мира под управлением транснациональных глобалистских центров существуют локальные задачи, в том числе и финансовые, и сырьевые, и политические, и задачи в сфере безопасности. Можно включить немножко глобалистскую сеть, оказать локальное давление, точечное, добиться конкретного текущего результата, а потом выключить её до тех пор, пока не пришло время для полного сноса той или иной администрации или действующего режима», — сказал В.Коровин.
Говоря о перспективе глобалистского мирового проекта политолог отметил, что борьба в ближайшие десятилетия определит, сможет ли глобалистский проект получить «контрольный пакет акций над миром и начать уже полное насаждение глобализма», или противникам глобализации удастся все-таки отстоять право на многообразие форм существования — политических, цивилизационных, культурных, религиозных.
«Альтернативой глобализации является многополярный мир, мир нескольких цивилизаций, мир многообразия культур, мир сложный и нагруженный смыслами, мир не выхолощенный, не упрощенный, не примитизированный, как его создают глобалисты, мир, состоящий не из биомеханоидов, а из народов, этносов, культур, традиций, то есть это изначальный мир. Поэтому альтернативой глобализации является Традиция, многополярность, многообразие форм, восстановление роли влияния религий, вот что является альтернативой, человек в своей полноте в онтологическом смысле, а не в выхолощенном, механическом», — подчеркнул замглвы МЕД.
Он выразил надежду, что перспективы «выздоровления» и избавления от глобалистского проекта все-таки возьмут верх.
report.az
Глобализация. Масштабный процесс современности
Социологи ввели понятие «глобализация» еще в 1990-х гг. Со временем это слово стали использовать не только ученые, оно плотно вошло в политическую жизнь и СМИ. Это не просто определение. В наше время оно впитало в себя дух серьезных изменений, происходящих в мире. Понятие глобализации обозначает сложные процессы, которые помогают сжимать мир во времени и пространстве и делают незначительными и условными все существующие территориальные границы.
Глобализация — процесс всемирной экономической, политической, культурной и религиозной интеграции и унификации.
Глобализация способствует превращению мира в единое пространство, которое обладает едиными характеристиками. Кроме того, она, как и любой исторический процесс, имеет свои особенности и тенденции. Рассмотрим некоторые из них:
1. Транснациональные компании
Транснациональные компании (TНK) – экономические предприятия, которые действуют на территории двух или более стран. На сегодняшний день в мире существует более семи тысяч таких компаний. Основные страны, в которых располагаются эти корпораций, — Япония, США, Великобритания. 80 % современных технологий разрабатываются ТНК, и их доходы превышают доходы многих развитых стран. Они контролируют рынки финансов и во многом определяют будущее мировой экономики
2. Интернет
Интернет — всемирная компьютерная сеть, разработанная в США сотрудниками Минобороны в 1969 г. и рассекреченная для мирового пространства в начале 1990-х гг. Интернет дал огромные возможности, которые позволили говорить о людях из разных странах, как о мировом сообществе . Сегодня можно общаться с человеком, в какой бы точке мира он ни находился в режиме реального времени. Мы получили доступ к неограниченному количеству информации. Интернет стал площадкой для СМИ, рекламы, бизнеса и культуры. И все это в мировых масштабах, что позволяет говорить о стирании культурных границ.
3. Мегаполисы
Одной из важнейших тенденций глобализации можно назвать появление мегаполисов. Это совершенно новый вид урбанизации. Для современного мира мегаполисы стали воротами для входа в глобальное пространство, а также центрами культурного, экономического, технологического развития. В настоящее время крупнейшими мегаполисами считаются Мехико, Нью-Йорк, Москва, Лондон, Токио .
4. Английский язык
В условиях распространения глобализации и стирания международных границ появилась необходимость в языке, который будет понятен для всех. Таким универсальным средством общения стал английский язык.
5. Стандартизация и унификация
С объединением мира появился не только единый для всех язык, но и единые мировые правовые нормы, законы экономики, мировая культура. Все было приведено к мировым стандартам и унифицировано.
Современные процессы глобализации имеют противоречивый характер и оцениваются учеными неоднозначно. С одной стороны, происходит расширение границ экономики, развитие международного сотрудничества, научно-технический прогресс, распространение высоких технологий. С другой стороны, глобализация повлекла за собой и плачевные последствия. Сегодня появились сообщества, которые выступают категорически против глобализации, называют они себя антиглобалисты. Они бьют тревогу и говорят о том, что глобализация стирает национальную идентичность, увеличивает социальный разрыв между богатыми и бедными, обостряет экономические противоречия. Многие считают, что глобализация стала толчком к мировому терроризму и сделала возможным манипулирование массовым сознанием через массовое искусство, СМИ и интернет.
Так что же такое глобализация? Глобальная катастрофа или глобальный прорыв? Без сомнения можно сказать лишь одно — это процесс, в котором мы живем, мы свидетели меняющегося мира. Остальное оставим истории. Лишь только время покажет, к чему приведет глобализация.
© blog.tutoronline.ru, при полном или частичном копировании материала ссылка на первоисточник обязательна.
blog.tutoronline.ru
Глобализация как тип социальной трансформации
УДК 316.4 Наумкіна С.М., Ткачук Ю.В., Південноукраїнський державний педагогічний університет імені К.Д. Ушинського Глобализация как тип социальной трансформации В статье основное внимание уделяется анализу разных подходов к процессу глобализации, определению его существенных признаков, положительных и отрицательных черт. In this article the basic attention is given to the analysis of various approaches to process of globalization, definition of its important characteristics, the positive and negative sides. Цель данной статьи - проанализировать современные концепции глобализации, наиболее распространенные в отечественной и зарубежной политической науке, обосновать точку зрения авторов относительно этого феномена ХХ века. Для достижения данной цели целесообразно решение следующих исследовательских задач: провести сравнительное исследование существующих концепций глобализации; определить содержание процесса глобализации, его ключевые черты, достоинства и недостатки; обосновать процессы глобализации как один из типов социальной трансформации. Концепция глобализации, ставшая в последнее десятилетие ХХ в. предметом исследования многих политологов, философов, социологов и экономистов, как выяснилось, может принести немало неожиданного не только ее создателям, но и всему современному обществоведению. В первую очередь потому, что само понятие "глобализация" весьма специфично и изначально предполагает апелляцию к процессам, так или иначе охватывающим весь мир, все человеческое сообщество. Способно ли человечество найти адекватное решение обостряющихся проблем глобализации? Сможет ли оно повысить с этой целью "управляемость" общественных процессов, обеспечить достижение разумных компромиссов, гармонизировать свои отношения с окружающей средой? Какие формы политического устройства соответствовали бы его коренным интересам? Какова сегодня роль различных течений общественной мысли, есть ли возможности их синтеза? Эти и другие принципиальные вопросы, актуализированные глобализацией, ожидают аргументированных ответов специалистов. Известные отечественные и зарубежные обществоведы рассматривают с разных точек зрения альтернативные варианты решения названного круга проблем на национальном и международном уровнях, подчеркивая неравномерность и риски глобализации. Анализу формирования глобального экономического, правового и политического пространства посвятили свои труды Дж. Стиглиц, С. Стренж, Э. Хеллайнер, Р. Андерхилл, Ф. Черни, Л. Вейс, Т. Пемпел, Т. Скопол, П. Эвенс, Д. Хелд, П. Катценштайн и др. Эти исследователи одними из первых развернули конкретные исследования механизмов глобализации, сосредоточившись на анализе взаимодействия внешней политики и мирохозяйственных процессов. Концепции Э. Гидденса, Ж. Атали, М. Фуко, А. Нанди позволяют взглянуть на глобализацию как на процесс, не просто заданный объективным порядком или даже им сверхдетерминированный (в терминах Л. Альтюссера), но как на процесс творимый, созидаемый, подлежащий не только историческому проектированию, но и социальной инженерии, не только конструируемый, но и деструктурируемый. Ряд авторов, в частности Дж. Биллингтон, А. Вебер, Дж. Кьеза, Ю. Яковец, З. Яхимович, К. Градов, с разных сторон исследуют феномен "расколотой цивилизации" как результат технологической, информационной гонки, навязываемой наиболее богатыми и продвинутыми государствами мировому сообществу. Хотя корни глобализационных процесов уходят в глубь веков, сама глобализация - феномен ХХ века. Ее идейный фундамент - попытка выработать общее для жителей Земли понимание ключевых принципов жизнеустройства, создать глобальное мегаобщество как альтернативу доминировавшей на протяжении Нового времени (эпохи Модерна) модели национального государства. Поэтому понятие глобализации является сравнительно новым, получившим широкое распространение в научной политической литературе в последние десятилетия. Можно сказать, что глобализация является наиболее обсуждаемой и в то же время наименее понятной тенденцией современного мира. Существует множество концепций и подходов в определении того, что понимать под глобализацией, какие аспекты и сферы она охватывает, насколько глобализация является универсальной и всеобъемлющей тенденцией мирового политического процесса [1, с. 3]. Идею о глобализации как движущей силе перехода от одного типа общества к другому - от модерна к постмодерну, от индустриального к постиндустриальному общественному порядку - разделяют многие западные исследователи, в частности Э. Гидденс и У. Бек. В такого рода концепциях глобализация выступает не столько в виде конкретного исторического феномена, обладающего определенными экономическими, социальными, коммуникационными и т.п. параметрами, сколько в обличии некоего обобщающего символа перемен, переживаемых в последние десятилетия западным обществом. В принципе можно объяснить, почему данное понятие используется в таком смысле. Один из важнейших параметров этих перемен - громадное расширение той сети социальных связей, в которые включен индивид, оно сопровождается возрастающей дестабилизацией этих связей и часто распадом устойчивых человеческих общностей, способных «вооружать» индивида набором четких норм, ценностей, мотивов. Еще до того, как вообще зашла речь о глобализации, эти процессы достаточно широко проявились в рамках отдельных национальных обществ, особенно индустриально развитых. Конечно, следует признать, что это не вполне объясняет, почему глобализация рассматривается как главная движущая сила этих социальных сдвигов. Их первичные движущие силы, скорее, заключены в обстоятельствах развития конкретных обществ, а глобализация могла лишь усилить размах перемен, придать им новые масштабы и формы. Известно, что представители ООН, других международных организаций не раз подчеркивали важное значение формирования новой глобальной цивилизации. Проблемы становления такой цивилизационной модели некоторые авторы тоже склонны увязывать не в последнюю очередь с ускоряющимися процессами глобализации и их эффектами. В документах международных организаций и в позициях представителей разных конфессий выражена особая точка зрения. В частности, ряд представителей католической социальной мысли к центральным вопросам глобализации, прежде всего к ее политическим, гуманитарным аспектам и последствиям нередко относят ощущение "дефицита демократии", ослабления стабильной связи между государством, территорией, населением и богатством. К этому сводится и суть призывов ряда нерелигиозных общественных организаций и движений. Как считает Э. Гидденс, глобализация охватывает не только материализованный мир, но и весь социум, который на уровне индивида учится преодолевать новые риски с помощью так называемой "социальной рефлекси" [2, р. 5]. Говоря об отношении Гидденса к глобализации, нужно выделить еще одну точку зрения на глобализацию, которая в научной литературе получила название трансформационалистской. В соответствии с данным подходом глобализацию следует относить к новому типу социальной трансформации. Но при этом подчеркивается, что она незавершена и способна менять свой характер как под влиянием объективных обстоятельств, нелинейности современных социальных процессов, так и вследствие политики, направленной на преодоление ее недостатков. Таким образом, с точки зрения сторонников этого подхода, нельзя сказать, что глобализации нет, что она насаждается или является чистым инструментом западной гегемонии. Глобализация существует, причем как объективное явление, итог пятисотлетнего возвышения Запада и модернизации, представляющей собой ответ остального мира на этот процесс. Заслуживает внимания и мнение украинского исследователя О. Белоруса, который считает, что целью глобального устойчивого развития должно быть не материальное производство и потребление, а развитие интеллектуально-духовной сферы. "Новая глобальная цивилизация должна стать цивилизацией самоограничения для многих народов, и цивилизацией нового, не материального, а духовного качества жизни" [3, с. 133-134]. Такой смысл понимания глобализации обоснован тем, что одним из важнейших параметров этих перемен является громадное расширение той сети социальных связей, в которые включен индивид. Оно сопровождается возрастающей дестабилизацией этих связей и часто распадом устойчивых человеческих общностей, способных "вооружать" индивида набором четких норм, ценностей, мотивов. Разнообразие оценок глобализации опосредованно отражает и противоречивость самих процессов, в ходе которых она разворачивается. Среди многих противоречий в данной связи отметим, в частности, следующие: противоречие между общечеловеческими интересами во взаимозависимом мире и национально-этническими особенностями, между глобализацией и стремлениями к идентичности, к самоопределению народов, социальных общностей, личностей; проблему совместимости или несовместимости разных локальных цивилизаций, которая не смягчается, а еще более обостряется в период ускоренной глобализации; - противоречие между гомогенизацией и диверсификацией, объединением и фрагментацией [4, с. 309]. Из противоречий глобализации стоит отметить и проблему разрыва между частной экономической деятельностью и ее социальными последствиями. С формальной точки зрения глобализация - это своеобразный возврат к рыночной конкуренции, которую капитализм уже один раз в своей истории внедрял в каждой отдельно взятой стране. "Возможно, мы находимся в ситуации европейского национального капитализма начала Х1Х века, - пишет С. Хофман, - до того, как государства начали его регулировать и говорить, что даже озабоченный прибылями капиталист должен время от времени заниматься своими рабочими, обеспечивать им известный уровень социальной защиты, некоторый минимально необходимы уровень заработной платы. Ничего подобного в глобальном измерении пока нет" [5, р. 99]. На более поздних этапах государство стало вмешиваться в сам процесс капиталистического воспроизводства. И вот теперь, в начале ХХІ века, под предлогом повышения эффективности производства глобализация потенциально несет с собой угрозу демонтажа всей созданной над рынком социальной и административной надстройки. Многие считают, что в перспективе это приведет к новому обострению классовых отношений, на этот раз в планетарном масштабе, к дестабилизации общественной жизни. Повсеместный рост степени неравенства в доходах, расширение зон нищеты в самых процветающих странах мира общественность связывает с развитием процессов глобализации [6, с. 133-134]. Отметим две основные трактовки глобализации, утвердившиеся в научной литературе. По мнению некоторых исследователей, современные процессы глобализации не привносят ничего нового в международные отношения и в деятельность национальных институтов, региональных организаций, а лишь продолжают прежние тенденции, которые возникли "четыре или пять столетий назад" и завершаются неоспоримым, необратимым, с их точки зрения, "триумфом капитализма в подлинно глобальном масштабе" [7, р. 1-4]. Развитие международных связей часто рассматривается как часть процесса "глобализации" или, если сказать точнее, "европейской глобализации". Глобализация в этом контексте подразумевает, по меньшей мере, два отдаленных феномена. Во-первых, политическая, экономическая и общественная активность обретает всемирный масштаб. И, во-вторых, все более набирает силу интенсификация уровней взаимодействия и взаимосвязанности между государствами и обществами, составляющими международное сообщество. Новое в современной глобальной системе - это постоянная интенсификация структуры взаимосвязей, опосредованной такими феноменами, как современная индустрия коммуникаций и новейшие информационные технологии, а также процесс глобализации внутрь и вширь новых измерений взаимосвязанности: технологической, организационной, административной и правовой, каждая из которых в числе всего прочего обладает своей собственной логикой и динамикой изменений. Политика сегодня разворачивается со всей своей обычной неопределенностью, случайностью и недетерминированностью на фоне мира, проникнутого и пересекаемого потоком товаров и капитала, движением людей, коммуникацией через авиационный транспорт и космические спутники. Еще одна точка зрения, которая заслуживает, чтобы ее выделили, заключается в том, что все или почти все в мире меняется из- за глобализации. Сторонники подобного тезиса, исходящие из веры в исключительно "сильную глобализацию", сомневаются в реальных возможностях самостоятельных действий наций-государств. Более того, они считают, что в грядущем столетии глобализация позволит США сохранить свое лидерство в мире. Профессор Парижского института политических исследований А. Валладао объясняет, почему именно США, оказавшиеся после краха СССР единственной сверхдержавой, стали главным двигателем глобальных процессов не только в экономической и политической областях, но и в культурной сфере [8, с. 18]. Экономическая мощь и новаторский характер американского капитализма позволяют США стать практически единственным центром распространения нововведений в технологической, финансовой, организационно- управленческой сферах мировой экономики. США являются одновременно и двигателем, и экспериментальной лабораторией того, что называется глобализацией. Украинский ученый В. Малинкович выделяет четыре принципиальных события, изменивших ситуацию в мире: 1) развитие новых технологий, прежде всего коммуникационных и военных, которые дали неоспоримое преимущество США и другим странам "золотого миллиарда"; 2) выросшая до неимоверных размеров роль наднациональных корпораций и формирование идеологии неолиберализма или глобализма, видящей в границах национальных государств и локальных культурах тормозящие прогресс явления; 3) поражение практически вех проектов эпохи модерна, начиная с докантовских времен. В результате чего мы получили ситуацию постмодерна, где в условиях отсутствия макронарратива с европейской стороны набирают силу примитивные, фундаменталистские теории и идеологии. Причем это относится не только к исламскому и другим мирам Востока; 4) падение в 1991 г. тоталитарной системы, что, с одной стороны, безусловно, заслуживает позитивной оценки, в то же время имело и негативные последствия: оно нарушило сложившееся равновесие, что позволило наднациональным корпорациям осуществлять свою экспансию, опираясь на неоспоримую мощь Соединенных Штатов. И в данном случае В. Малинкович согласен с мнением Ф. Фукуямы, который полагает, что глобализм не сводится к простому распространению неолиберальной экономики по всему миру. Сегодняшний глобализм - это глобализм по- американски [9, с. 14-15]. Хотя подобного рода утверждения оспариваются не только отечественными, российскими, но также и некоторыми западными исследователями. Глобализация не предполагает установления неких универсальных моделей. По мнению ряда ученых, чью точку зрения разделяет и автор данной статьи, глобализацию следует расценивать как тенденцию, которая едва начала нарастать на рубеже ХХ-ХХІ векав - в ходе формирования "общепланетарного, экономического, научного, информационного пространства" развития "основ глобального мышления" и "общих контуров будущей цивилизации" - в том виде, в каком она вызревает в недрах индустриального общества, постепенно (а в период кризиса стремительно) сбрасывая его устаревшие оболочки" [10, с. 324]. Некоторые исследователи рассматривают глобализацию не только как тенденцию, проецируемую на будущее, но и как во многом реальный факт современности, признак наступающей новой фазы цивилизационного прогресса. При этом подчеркивается общность судьбы всего рода человеческого. Под глобализацией понимается несколько действительно важных процессов: изменение и ослабление функций национального государства, активизация деятельности транснациональных негосударственных образований, в том числе таких, как этнические диаспоры, религиозные движения, мафиозные группы, интернационализация экономики, развитие единой системы мировой связи [11, с. 117]. Отрицать наличие перечисленных тенденций бессмысленно, однако, не все они глобальны по своим предпосылкам. Не вызывает сомнений лишь то, что данные процессы есть следствие хозяйственного и социального прогресса западного мира, прогресса, отчасти экспортируемого самим западным миром, отчасти копируемого в других странах. Также возникает вопрос о том, является ли нынешняя глобализация прямым продолжением интернационализации капитала, начало которой отнесено французским историком Ф. Броделем к ХУІ-ХУІІ столетиям и которую он назвал процессом создания "мировой экономики" вокруг некоторых центров становления европейского капитализма (Генуя, Голландия, Англия). Таково мнение, например, французского профессора-географа О. Дольфюса. Задача определения сущности глобализации действительно непростая. Процесс глобализации имеет всеохватывающий характер. И в настоящее время можно утверждать, что она является предметом исследования почти всех общественных научных дисциплин, каждая из которых имеет свой понятийный язык, свой набор категорий, не всегда стыкующихся между собой и зачастую пересекающихся. Б. Бади, профессор Парижского университета политических исследований, выделяет три измерения этого понятия: глобализация - это исторический процесс, развивающийся на протяжении многих столетий; глобализация означает гомогенизацию мира, жизнь по единым принципам, приверженность единым ценностям, следование единым обычаям и нормам поведения, стремление все универсализировать; глобализация - это признание растущей взаимозависимости, главным следствием которой является подрыв, разрушение национального государственного суверенитета под напором действий новых актёров общепланетарной сцены - глобальных фирм, религиозных группировок, транснациональных управленческих структур (сетей), которые взаимодействуют на равных основаниях не только между собой, но и с самими государствами - традиционными действующими лицами международных отношений [12, р. 35]. Отдельные ученые подвергают сомнению концепцию глобализации. В частности, Р. Буайе полагает, что новые оригинальные феномены в экономике 80-90-х годов не укладываются в строгое понятие единопланетарности. Более подходящим Р. Буайе считает термин "запутанный порядок". Однако отсутствие "нового Кейнса", который мог бы описать в строгих категориях закономерности такого порядка, идущего на смену послевоенной модели мировой экономики, вынуждает пока пользоваться приблизительной "глобалистской" терминологией. Пожалуй, подобная точка зрения является скорее исключением, чем правилом. И большинство авторов все же признают глобализацию реальным процессом, быстро развивающимся во всех областях общественной жизни. Что касается расхождений, то они в большей мере затрагивают не суть явления, а оценку степени важности тех или иных сторон глобализации. Итак, сравнительное исследование современных концепций глобализации позволяет нам выделить следующие основные тенденции, возникающие при вступлении в эпоху глобализации: 1) всеохватность и комплексность изменений, трансформация всех параметров социальных структур; 2) доминирование глобальных ценностей и ориентиров над локальными; 3) гибридизация культуры; 4) ослабление национально- государственного фактора, превращение гражданского общества в единственную форму упорядочения глобального социума; 5) раскрепощение "глубинных" (примордиальных) феноменов; 6) переход от "современного" к "постсовременному" типу рациональности с его акцентом на мозаичность и внутреннюю несвязанность восприятия и конструирования социальной реальности [13, с. 36-39]. Многие исследователи, например В. Хорос [14, с. 182], сходятся на том, что глобализация приводит не только к интернационализации и более тесному взаимодействию разных стран и цивилизаций, но и одновременно вызывают различного рода кризисные явления в менее ЛІТЕРАТУРА Жвитиашвили А.Ш. Концептуальные истоки идеи глобализации // Социс. - 2003. - № 6. - С. 3-13. Giddens F. Affluence, Poverty and Idea of a Post-Scarcity Society. - N.Y., 1995. - P. 5. Білорус О. Глобалізація. Прийняти виклик часу // Віче. - 2000. - № 12. - С. 133-134. Шемятенков В. Евро: две стороны одной монеты. - М., 1998. - С. 302-334. Hoffman S. The European Sysyphus: Essais on Europe, 1964-1994. - Westview Press, 1995. Білорус О. Глобалізація. Прийняти виклик часу // Віче. - 2000. - № 12. - С. 133-134. Sweezy P.V. More (or less) on globalization // Monthly Review. - 1997. - Vol. 49. - № 4. - P. 1-4. Valladao A. Le ХХ1 siecle sera americain. - Paris, 1993. Переосмысляя современность. Материалы международной конференции // Политические исследования. - 2003. - № 3. - С. 12-33. Яковец Ю. Циклы, кризисы, прогнозы. - М., 1999. - 468 с. См.: Некипелов А. Обзор: Глобализация как вызов национальным экономикам // Свободная мысль. - 1999. - № 1. Badie B. La fin des territories. - Paris, 1995. - P. 35. Глобализация. Модернизация. Россия. Круглый стол // Политические исследования. - 2003. - № 3. - С. 34-52. Хорос В.Г. Постиндустриальный мир - надежды и опасения // Постиндустриальный мир: центр, периферия, Россия. - Сб. 1. - М., 1999. Хатингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. - 1994. - № 1. - С. 34-39.
vseosvita.ua
Макрон: «Мы определенно являемся свидетелями конца западной гегемонии в мире» (ELYSEE, Франция) | Политика | ИноСМИ
Выступление Эммануэля Макрона на совещании французских послов (часть I)
Уважаемые президенты,
Уважаемый премьер-министр
Уважаемые министры,
Уважаемые парламентарии,
Уважаемые послы,
Дамы и господа,
Дорогие друзья,
Я много колебался перед тем, как прийти сюда сегодня, чтобы произнести эту речь перед вами. Несмотря ни на что мне хотелось следовать традиции, но я сомневался, не лучше ли было остаться на саммите «семерки», который недавно подошел к завершению. Я боялся быть не на высоте тех результатов, которых нам с вами удалось коллективно добиться. В любом случае, мне кажется, что время, проведенное с вами перед той работой, которую вам предстоит проделать, все равно имеет значение. Прежде всего, мы уже в третий раз встречаемся с вами в этом формате, и эта встреча особенно важна с учетом преемственности, саммита «семерки», который состоялся во Франции.
Прежде всего, мне хотелось бы сказать, что его успех — это ваш успех. Это успех дипломатов, которые организовали его, парламентариев, которые обеспечивали его сопровождение, команд многих министерств, которые проявили большой профессионализм в этой работе. Относительная неудача, отсутствие достаточных подвижек — все это коллективно ложится на нас, глав государств и правительств. Как бы то ни было, во всем этом есть доля настоящего успеха, которого удалось добиться французской команде, вашей команде. И мне сегодня хотелось бы искренне поблагодарить вас за это. Многомесячная подготовка в секретариате президента, работа всех министерств, обеспечение безопасности мероприятия, его эффективная организация, подключение всех сил государства и депутатов — все это позволило сформировать должный образ Франции и — впервые за долгое время — провести саммит семерки в спокойной обстановке. Я считаю, что это было полезно. Только будущее может сказать, стал ли он настоящим успехом: мы увидим, получится ли закрепить полученные на нем результаты. В любом случае, я уже сейчас могу сказать, что то, что было сделано — это ваше достижение, и что это успех.
Я также считаю, что этот саммит стал последовательной частью нашей стратегии, которая заключается том, чтобы вернуть Францию в центр дипломатической игры — я вернусь к этому чуть позже — и является продолжением того, о чем я говорил вам на протяжении двух лет. Перед тем, как прийти сюда на встречу с вами я перечитал за последние дни два моих прошлых выступления перед послами. Они всегда опираются на следующий триптих: безопасность, суверенитет и влияние. Он, безусловно, остается в силе, и вся проделанная за последние два года работа в сфере борьбы с терроризмом и всех прочих областях дает все более ощутимые результаты. Мне кажется, что стратегия, которую мы реализуем на протяжении двух лет, является последовательной, что, кстати говоря, проявилось и на недавнем саммите. Эти выступления также подтолкнули меня к тому, чтобы быть скромнее, поскольку многое из того, что мы планировали еще два года назад, до сих пор находится в работе, и многое из того, что мы озвучивали два года назад, к сожалению, до сих пор остается в силе, будь то Сахель, кризис в Ливии и прочее.
При всем этом меня поразила одна вещь, которой мне хотелось бы поделиться с вами перед тем, как вдаваться в детали. Все увязано друг с другом. Премьер-министр чуть позже будет говорить с вами о преобразованиях, которые были осуществлены во Франции правительством, и их смысле, а также связях с дипломатической деятельностью. Меня каждый день поражает то, что для нас как граждан ваша работа становится все важнее. Я думаю, что в этом заключается душа нашей страны, однако перемены в мире тоже способствуют этому. К сожалению, мы видели в нашей стране (и осуждали это), как представители государства оказались под ударом из-за подписания торгового соглашения с Канадой. Наша страна ощущает гордость, когда мы принимаем весь мир и добиваемся ощутимых результатов, как вчера. Я убежден, что отношение к миру во многом определяет нацию. Поэтому мне хотелось бы рассматривать нашу дискуссию не как какой-то изолированный элемент, а как логичную часть того, что мы делаем. Речь идет о социальных, экономических и климатических вопросах — все это тесно связано между собой.
Поэтому в первую очередь мне бы хотелось поделиться с вами своего рода общей картиной мира и его проблем, а также очертить в этой связи наши приоритеты. Дело в том, что именно они должны определять нашу работу во Франции, в Европе и на международной арене. Мы все живем в одном мире, и, как вы знаете еще лучше меня, международный порядок переживает небывалые потрясения. Если позволите, я бы выделил большое потрясение, которое, без сомнения, наблюдается впервые в нашей истории практически во всех областях и отличается поистине историческими масштабами. В первую очередь, это геополитические и стратегические преобразования и перестановки. Мы определенно являемся свидетелями конца западной гегемонии в мире. Мы привыкли к международному порядку, который полагался на западную гегемонию с XVIII века. Эта гегемония была, видимо, французской в XVIII веке благодаря Просвещению, безусловно, британской в XIX благодаря промышленной революции и, логично, американской за счет двух мировых конфликтов, а также экономического и политического доминирования этой державы. Все меняется. Ситуация серьезно изменилась из-за ошибок Запада в ряде кризисов, из-за решений Америки на протяжении нескольких лет — они, кстати говоря, начались не с нынешней администрацией. Все это заставляет задуматься об определенных последствиях в конфликтах на Ближнем Востоке, а также переосмыслить военно-дипломатическую стратегию и даже составляющие солидарности, которую мы считали нерушимой и вечной. Она была сформирована в четко определенные геополитические моменты, которые, кстати, с тех пор претерпели изменения. Далее, нужно отметить появление новых держав, значение которого мы долгое время недооценивали. Прежде всего, речь идет о Китае, а также о российской стратегии, которая, нужно сказать, реализуется последние годы с большим успехом — к этому я тоже вернусь чуть позже. Индия тоже набирает силу и становится не только экономической, но и политической державой, которая рассматривает себя как настоящее государство-цивилизацию. Она не только изменила международный порядок и заявила о себе в экономике, но и переосмыслила политический порядок и связанные с ним представления. Она проявила гораздо больше сил и вдохновения, чем есть у нас. Посмотрите на Индию, Россию и Китай. Ими всеми движет гораздо более сильное политическое вдохновение, чем есть сегодня у европейцев. Они смотрят на мир с настоящей логикой, настоящей философией и представлениями, которые мы потеряли в определенной степени. Все это очень сильно изменило расклад и смешало карты. Я также имею в виду подъем Африки, который подтверждается с каждым днем и тоже ведет к масштабным перестановкам. Позднее я подробнее остановлюсь и на этой теме.
Нам предстоит сделать выбор насчет этой великой перемены, великого перелома: будем ли мы младшими союзниками той или другой стороны? Или чуть-чуть одного и чуть-чуть другого? Или же мы будем пытаться вести свою собственную игру и оказывать влияние?
В настоящий момент мы переживаем небывалый кризис рыночной экономики. Мне кажется, что этот кризис не менее важен, чем то, о чем я сейчас говорил, и даже накладывается на него. Эта рыночная экономика, которая была придумана в Европе и для Европы, постепенно сбилась с пути за последние десятилетия. Прежде всего в ней произошла глубокая финансизация. Лежавшая в основе сформированного нами равновесия рыночная экономика — в некоторых теориях отмечалась даже социальная рыночная экономика — стала экономикой накопительного капитализма. В ее рамках финансизация и технологические преобразования привели к большому сосредоточению богатств в руках «чемпионов», то есть талантливых людей в наших странах, а также добившиеся успехов в глобализации больших метрополий и стран. Как следует из теории сравнительных преимуществ, и в соответствии с тем, что мы все старательно учили, рыночная экономика до недавнего времени обеспечивала распределение богатств и прекрасно работала на протяжении десятилетий, добившись небывалого в истории человечества свершения: сотни миллионов людей по всему миру смогли выбраться из бедности. Теперь процесс обратился вспять и ведет к неравенству, с которым больше нельзя мириться. Мы ощущаем это в нашей экономике. Франция очень остро переживала это за последние месяцы, но все это существует уже не первый год, причем по всему миру. Эта рыночная экономика формирует небывалое неравенство, которое приводит к глубоким переменам в нашем политическом порядке. В первую очередь, пошатнулась сама легитимность этой экономической организации. Как объяснить гражданам, что организация — хорошая, если они не находят в ней свое место? Кроме того, все это ставит под вопрос равновесие наших демократий. Дело в том, что с XIX века мы живем в сбалансированной системе, в которой личные свободы, демократические структуры и стабильный рост среднего класса с рыночной экономикой были своего рода треногой, удерживающей наш прогресс. Если средний класс, который представляет собой ядро наших демократий, больше не видит себя в них, у него возникают сомнения и вполне понятная тяга к авторитарным режимам, нелиберальным демократиям или критике экономической системы. В любом случае, речь идет о масштабных сменах парадигмы, о которых мы не задумывались до недавнего времени. Этот кризис может привести к закрытиям: некоторые проводят их, но Франция не стала делать этого весной 2017 года. Как бы то ни было, соблазн все еще есть. Именно поэтому нам следует хорошо задуматься о пересмотре равновесия в этой системе, которая касается не только Франции, но и Европы и всего мира. Нужно понять, как мы можем добиться открытости — я считаю ее необходимой и полезной для нашей страны, соответствующей нашим ценностям и ДНК — обретя при этом в ней должную часть контроля. В конце концов, то, что сторонники Брексита предложили британским народам, звучало очень правильно: возвращение контроля над нашими жизнями, нашей нацией. Мы должны понимать это и уметь действовать в рамках открытой нации. Возвращение контроля. Прошло то время, когда гражданам описывали блага переноса производства. Все это в порядке вещей, так будет лучше для вас. Рабочие места уйдут в Польшу, Китай и Вьетнам, а вы получите… Лично я уже не могу это объяснить. Другими словами, мы должны найти средства, чтобы заявить о себе в глобализации, а также переосмыслить международный порядок. Я осознаю масштабы того, о чем говорю, и понимаю, что все это не случится за день. Но я убежден в необходимости такого мышления и инициативы на уровне Франции и Европы. В противном случае мы рухнем.
Третья большая перемена, которую мы наблюдаем в современном мире, это, без сомнения, технологическая революция. Это небывалое явление. Интернет, социальные сети, искусственный интеллект… Это в первую очередь небывалая глобализация ума, набравший невероятную скорость технический прогресс. В то же время это глобализация представлений, эмоций, насилия, ненависти, это вносит большой вклад в одичание мира, которое мы наблюдаем каждый день. Это касающееся наших демократий глубокое антропологическое преобразование, а также новое пространство, которое формируется на наших глазах и требует переосмысления правил, находящийся на этапе становления международный порядок. Я уверен, что эта технологическая революция ведет не только к экономическому, но и антропологическому дисбалансу. Нам нужно осмыслить его и принять соответствующие меры. В противном случае у нас будет порывистая дипломатия, которая рискует быстро стать несостоятельной. Стоит отметить, что другие поняли это раньше нас. И сделали это инструментом дестабилизации демократий и влияния.
Наконец, поговорим о большом экологическом преобразовании. Я убежден, что его темпы только растут. Мы осознали это еще несколько лет назад, и Франция проводила активную экологическую дипломатию, результатами которой стали Конференция по климату в Париже и парижские соглашения. Мы видим, что этот вопрос сегодня набирает обороты, будь то потепление климата или борьба за биологическое разнообразие. Все укоряется, потому что последствия нашего коллективного бездействия в прошлом сегодня проявляются в наших обществах, экономиках и по всему миру. Все укоряется, потому что наши граждане в гораздо большей степени осознают ситуацию и требуют от нас действий. Все укоряется, потому что последствия этой большой перемены у нас перед глазами каждый день. Эти последствия представляют собой настоящие геополитические кризисы. Изменение климата, масштабные экологические потрясения ведут к серьезному нарушению регионального баланса, к масштабным миграционным явлениям. Они уже ускорили большие демографические изменения, которые выводят из равновесия мир. Вам все это известно. Но я думаю, что нам следует поставить все это в перспективу не просто для констатации фактов, а чтобы понять, как нам правильно действовать в данный момент.
Слова — это одно, но какую роль мы будем играть? Мы можем быть зрителями, комментаторами. И я могу остановиться на том, что уже сказал. И заявить, что мы продолжим те же действия во Франции и ту же дипломатическую работу. Это стратегия осторожности и сохранения привычек, потому что можно продолжить идти по этому пути, не считая его осторожным. Вне зависимости от того, о ком идет речь, предпринимателе, дипломате, министре, президенте, военном, любом человеке в этом зале, если мы продолжим действовать, как раньше, то окончательно потеряем контроль. А это будет означать исчезновение. Я могу с уверенностью вам об этом заявить. Нам известно, что цивилизации исчезают, как и страны. Европа исчезнет вместе с распадом этой западной эпохи, и мир будет выстраиваться вокруг двух больших полюсов: США и Китая. У нас будет выбор между доминированием двух сил. Мы можем сделать вид, что обо всем забыли. Мы прекрасно умеем это делать. Мы уже очень давно поступаем так по многим вопросам. Мы скажем, что у нас есть суверенитет. Мы будем бороться за сохранение рабочих мест в стране с помощью шатких компромиссов с группами, над которыми мы уже совершенно не властны. Мы попытаемся провести экологическую политику в стране и на континенте, но для нее будет уже слишком поздно, поскольку ситуация выйдет из-под контроля. Это путь большого падения.
Существует другая стратегия: приспособление. Она заключается в следующем: нужно двигаться быстрее в меняющемся мире. Мы попытаемся принять какие-то туманные меры по экологии, но нам нужно приспосабливаться к ускоряющемуся порядку, проводить реформы просто для того, чтобы нагнать других, не пытаясь на самом деле ничего изменить и ни на что повлиять. Это промежуточный сценарий, который, как мне кажется, приведет нас к тому же результату, но при этом еще вызовет резкую реакцию, отторжение населения, потому что наша страна не любит приспосабливаться. Мы не хотим менять мир, чтобы нам не пришлось приспосабливаться, ведь мы не любим это делать.
Я считаю, что цель Франции в соответствии с необходимостью настоящего времени состоит в том, чтобы повлиять на мировой порядок с имеющимися у нее на руках картами, не уступать року, а попытаться построить новый порядок, в котором нашлось бы место не только для нас, но и для наших ценностей и ключевых интересов. Я верю только в смелую стратегию, стратегию риска. Это означает, что не все, что мы делаем и сделаем, обязательно окажется успешным. Найдется немало комментаторов, которые скажут, что в определенные моменты это не работает. Это не важно. С учетом всего упомянутого, отказаться от попыток сегодня равносильно смерти. Отважная и дальновидная стратегия в том, чтобы попытаться найти в нынешних условиях то, что является глубинной чертой французского духа, и переосмыслить коренные основы европейской цивилизации. Мне кажется, что именно такой должна быть задача нашей страны в нашей европейской и международной стратегии. Французский дух — это дух сопротивления и стремления к всеобщности. Дух сопротивления означает нежелание поддаваться року, приспособлению, привычкам. Он означает, что если что-то несправедливо, мы можем принять меры, поэтому что даем себе средства, чтобы стать сильнее, проводим для этого экономические реформы, наращиваем экономическую и производственную мускулатуру. Нужно менять вещи, не поддаваясь окружающему порядку, вернуть наши истинные ценности. Я считаю, что Европа всегда характеризовалась настоящим гуманизмом, который проходит красной нитью через нашу судьбу. Я говорю об этом, потому что это уже не считается очевидным фактом. Если мы продолжим двигаться по пути к обвалу и рассматривать мир, так как я это описал, европейский гуманизм исчезнет. США находятся в западном лагере, но не несут в себе того же гуманизма. Они иначе относятся к вопросам климата, равенства и общественного равновесия. Существует примат свободы, который глубоко характеризует американскую цивилизацию и объясняет наши отличия, несмотря на прочные союзнические связи. У китайской цивилизации, мягко говоря, несколько иные коллективные предпочтения и ценности. Мы — единственное геополитическое пространство, которое поставило человека с большой буквы Ч на центральное место в своем проекте в эпоху Возрождения, Просвещения и всякий раз, как нам приходилось переосмыслить себя. Мне кажется, что с учетом этих потрясений, именно в этом заключается проект, который является нашим и должен вновь им стать. Он предполагает требования по отношению к нам самим и к другим по ключевым экономическим, промышленным и климатическим вопросам. Необходимо также переосмысление образовательного, производственного, социального и экологического проекта в нашей стране. Именно это мы сейчас пытаемся сделать, но мы не сможем сделать это в одиночку, поскольку, хотя социализм в историческом плане действительно не работает в одной взятой стране, гуманизм в одной взятой стране тоже не продержится долго. Нам нужно растить плоды в Европе и на международной арене. Именно здесь должна проявиться последовательность нашего проекта. Именно гуманизм лежит в основании плана правительства. Речь идет о новых усилиях в гуманитарной сфере на основании проекта в образовании, социальной сфере и здравоохранении. Нужны реформы, которые позволят нам получить настоящий производственный проект и провести необходимый переходный процесс в экологии. Я глубоко уверен, что мы должны руководствоваться именно этими целями.
Я принимаю мою роль в этой коллективной работе и осознаю незавершенность моих заявлений по этому вопросу. Как бы то ни было, нам нужно воссоздать на этой основе коллективный нарратив и представления. Именно поэтому я убежден, что наш проект следует признать проектом европейской цивилизации. Проект европейской цивилизации не может продвигать вперед ни католическая Венгрия, ни православная Россия. Мы же отдали инициативу двум этим лидерам. Я говорю об этом с большим уважением. Послушайте выступления в Венгрии или России: у этих проектов хватает различий, но они несут в себе культурную и цивилизационную жизненную силу, которую я лично считаю ошибочной, но вдохновляющей. Поэтому нам нужно найти с помощью европейского проекта, который я также считаю глубоко французским проектом, вдохновляющую силу для нашего народа. Это дух Возрождения, дух Просвещения. Это глубинный дух французского гуманизма, который мы несли вперед и осмысливали, и который нам теперь предстоит переосмыслить. Что это означает? Это означает, что часто упоминаемые нами темы не должны быть исключительно техническими вопросами. Они должны способствовать формированию представлений, настоящего цивилизационного проекта, в самом центре которого вновь стоит человек. Разумеется, я осознаю масштабы такого проекта, но считаю важным поделиться с вами моими убеждениями, потому что именно это должно питать наши действия и пространство на каждодневной основе. В рамках наших новых альянсов этот проект, безусловно, подразумевает требования с точки зрения человеческого достоинства. Те, кто сегодня с угрозой для жизни защищают по всему миру право на свободу, смотрят в нашу сторону. Когда я говорю о европейском цивилизационном проекте и французском проекте, я хочу сказать именно это. Мы вновь нащупали суть этого требования по всему миру без ущерба для суверенитета любой страны.
(Продолжение следует)
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
inosmi.ru
Как влияет глобализация. Примеры глобализации в экономике, в повседневной жизни
-) развитие новых информационных технологий и формирование единого общемирового промышленно-финансового и информационно-культурного пространства;
-) слияние национальных экономик в единую общемировую систему;
-) появление наднациональных политических (ООН), военных (НАТО), промышленных (транснациональные корпорации (ТНК)) и финансовых структур (международный валютный фонд (МВФ)).
Глобализация – управляема, она связана с вестернизацией, с внедрением всеобщего стандарта, что тормозит внутреннее развитие национальных государств и провоцирует заимствование ресурсов извне. Ведущими субъектами исторического процесса становятся надгосударственные организации. Капиталы есть двигатели глобализации, которые приведут к единой мировой валюте, к свободному обороту и обмену денег. Глобализация вызывает дозированно-сдерживающий контроль развитых стран за экономическим развитием других государств и приводит к монополии на совершенствование: развитие одних стран и регионов планеты осуществляется за счёт стагнации и деградации других.
Концепции глобализации (по Г. Вельяминову ):
-) «Ортодоксы-глобалисты » (гиперглобалисты) – (К. Омае, Д. Редвуд, М. Фридман, П. Кеннеди, Э. Слотер ) – глобализация есть новая эра развития цивилизации, движущими силами которой являются капитализм и новые технологии. Национальные государства переживают упадок, а людские судьбы полностью зависят от порядков на мировом рынке.
-) Трансформисты (Б. Аксфорд, Д. Хелд, Д. Гольдблатт, Э. Макгрю, Д. Перратон, Д. Розенау, Э. Гидденс ) – глобализация глубоко трансформирует мировую политику, государственную власть и общество, которые пытаются адаптироваться к более взаимосвязанному и быстро меняющемуся миру. Однако, поскольку интеграции сопутствует фрагментация, стабильность дальнейшего развития глобализации ставится под сомнение.
-) Скептики (П. Хирст, Г. Томпсон, Д. Аллен, Р. Гилпин, Н. Фергюссон ) – глобализация – это миф. Речь может идти только о трех основных региональных блоках, конфликте цивилизаций и маргинализации Юга. Власть национальных правительств остается неизменной и весьма сильной, интернационализация зависит от согласия между государствами. Мир сегодня даже менее взаимозависим, чем в 90-е годы XIX столетия.
-) Антиглобалисты (или альтерглобалисты) – (Н. Хомский, Р. Макчесни, А. Каллиникос, Н. Кляйн, С. Джордж, Р. Фальк ) – выступают не против самого процесса глобализации, а против его целей (служить корыстным интересам мегакапитала) и методов. Сопротивление современной однобокой глобализации как ■ «всеобщей товаризации и приватизации мира» (А. Каллиникос ) – реализуется в интернациональном, то есть как раз глобальном, масштабе, правда, иногда и в форме уличных беспорядков.
Ольга Нагорнюк
Слово «глобализация» впервые появилось в трудах К. Маркса, использовавшего данный термин для обозначения интенсификации международной торговли. Сегодня глобализация мира представляет собой процесс взаимопроникновения экономик стран, политических систем и культур различных народов с одновременной их унификацией, то есть обретением единых черт.
Глобализация мира: историческая справка
Первые признаки глобализации появились еще во времена Римской империи, образовавшейся в I в. до н. э. и подчинившей себе страны Средиземноморья. Объединение огромной территории под крылом римского протектората привело к переплетению культур и межрегиональному разделению труда.
Если ранее провинция или страна старалась обеспечивать свои потребности за счет собственного производства, то после вхождения в состав империи она могла позволить себе специализироваться в какой-то одной отрасли хозяйства, получая недостающие ресурсы от соседей.
В XV-XVI веках толчком для развития глобализации послужили успехи в мореплавании и новые географические открытия, приведшие к колонизации новых территорий и росту международной торговли. На этот период приходится и образование первой межнациональной компании, которую можно назвать транснациональной корпорацией того времени, — Ост-Индской торговой компании, объединившей коммерческие акционерные общества семи стран.
Глобализация мира в XX веке развивалась ускоренными темпами. Этому способствовал научно-технический прогресс, приведший к масштабной информатизации, и либерализация торговли (ликвидация или уменьшение ограничений на внешнюю торговлю), вылившаяся в образование Всемирной торговой организации.
Ярким примером глобализации прошлого века стало образование Евросоюза, отменившего внутри своих границ таможенные пошлины, введшего единую валюту (евро) и снявшего ограничения на перемещение капитала и передвижение трудовых ресурсов (людей).
В чем проявляется глобализация мира?
Ученые не пришли к единому мнению относительно точки отсчета начала глобализации. Экономисты считают отправным этапом момент образования транснациональных компаний (ТНК) — корпораций, имеющих свои подразделения в нескольких странах.
Политологи настаивают на связи глобализации с возникновением демократических форм управления государством . Культурологи привязывают этот процесс к вестернизации и американизации культуры, проявляющейся в засилье голливудских фильмов и комиксов.
Мировая глобализация в политике
Основным признаком глобализации в политике является централизация власти, происходящая за счет ослабления суверенитета стран.
Рассмотрим это явление на примере Евросоюза. Государства, вошедшие в его состав, при принятии стратегических и тактических решений, связанных с управлением страной, руководствуются не только национальной конституцией, но и решениями Европейского Совета и Еврокомиссии.
ООН, МВФ, НАТО, которым страны, получившие в них членство, делегировали свои полномочия, тоже являются примерами глобализации мировой политической системы.
Глобализация экономики выражается в интеграции (взаимопроникновении) национальных экономик. Такая крепкая связь делает народное хозяйство стран взаимозависимым.
Это чревато негативными последствиями: экономическая нестабильность в одной стране может привести к эффекту домино, когда спад по цепочке охватит все страны и приведет к мировому кризису.
Мы уже наблюдали это явление в 2009 году, когда обвал на финансовых рынках США спровоцировал падение производства в других странах. Результатом стало резкое увеличение обанкротившихся предприятий и рост безработицы.
Однако у глобализации экономики есть и положительные стороны: она упрощает межгосударственные торговые операции, обеспечивает доступ к передовым технологиям и стимулирует развитие научно-технического прогресса.
Глобализация культуры
В культуре наблюдается расширение международного общения. Происходит обмен культурными ценностями, отношение к которому у культурологов неоднозначное.
При взаимопроникновении национальных культур одна, как правило, наиболее популярная, занимает доминирующую позицию, заменяя и уничтожая национальные традиции.
Подобное явление мы наблюдаем в киноискусстве: латиноамериканские сериалы и американские блокбастеры во многих странах вытеснили с экранов фильмы отечественного производства. Российская и украинская поп-культуры тоже переняли черты западного шоу-бизнеса, практически утратив свою уникальность и индивидуальность.
К чему приведет глобализация мира?
Глобализация мира — явление неоднозначное. Все ее последствия несут в себе и положительные, и отрицательные черты. Судите сами:
- образование институтов планетарного масштаба (ВТ
kapitalists.ru
Если рухнет Америка. В эпоху глобализации не стоит радоваться проблемам соседа. Лучше вместе думать, как эти проблемы решать
Фото: wikimedia.orgВ последнее время в связи с торговой войной между Вашингтоном и Пекином все чаще стали задумываться о том, что произойдет, если вдруг Китай избавится от американских ценных бумаг и перестанет вкладывать деньги в государственный долг США. Естественное предположение состоит в том, что Америке от этого станет плохо, Китай сможет использовать деньги на собственные нужды, а Россия сможет порадоваться проблемам своего врага, хотя никаких материальных выгод от этого не получит. Увы, все эти предположения — не более чем миф. У Китая при подобном развитии событий проблем может оказаться побольше, чем у США. Да и мы получим такую головную боль, что мало не покажется.
Допустим, американцы трезво воспримут тот факт, что мир их теперь будет меньше кредитовать, и станут затягивать пояса, дабы уменьшить свою пирамиду госдолга. Затягивание поясов — это сокращение потребления. Государство, которое не может одолжить новых денег на финансовом рынке, но вынуждено расплачиваться по старым долгам, неизбежно сокращает расходы. Неважно, какие конкретно расходы оно сократит, в любом случае платежеспособность населения снизится. Если срежут бюджет Пентагону, потеряет работу часть людей на предприятиях ВПК. Если срежут расходы социальные — сильно снизится покупательная способность безработных, пенсионеров и малоимущих семей, а кроме того, возможно, потеряют работу учителя и вузовские преподаватели. И в любом случае уволят какую-то часть чиновников.
Снижение покупательной способности американцев сразу ударит по рынку китайских товаров, которых много продается в Америке. Не стоит думать, будто Китаю легко будет быстро найти иной рынок сбыта вместо самой богатой страны мира. Скорее всего, обанкротятся многие китайские предприятия и рабочие в этой стране останутся без работы. Ну и понятно, что кризис в стране, являющейся всемирной мастерской, сильно ударит по ценам на нефть и газ. Спрос на энергоносители снизится.
В первую очередь от этого пострадает Россия. В очередной раз рухнет рубль, госбюджет лишится части доходов, снизится платежеспособный спрос, закроется часть отечественных предприятий.
Возможно, вообще не понадобится тот газопровод, который сейчас Россия строит по направлению к Китаю.
Увы, в мировой экономике сейчас абсолютно все взаимосвязано. Если в Америке чихнули, то в другой части света от этого могут заболеть гриппом. Более того, если снижение уровня доходов в США на политическом уровне обернется лишь поражением правящей партии, то в Китае проблем может быть больше. При низком уровне жизни китайцев потеря работы может для миллионов горожан обернуться реальной нищетой. А поскольку в этой стране нет демократии как механизма выпуска пара из-под крышки котла, трудно сказать, какими социальными взрывами это все обернется. Трудно сказать, уцелеет ли политическая система, основанная на устаревшей коммунистической идеологии и никак не связанная с рыночными китайскими реалиями. А если вдруг на смену коммунистической идеологии придет националистическая, то не поднимет ли Пекин вопрос о территориальных претензиях к России, которые в Китае существуют много лет?
Это мы рассмотрели пока сравнительно цивилизованный вариант решения проблемы американского госдолга. Но может ведь быть и нецивилизованный. Если вложения в госдолг резко сократятся, а американские власти не найдут способа затянуть пояса, то долговая пирамида может в какой-то момент рухнуть. Впрочем, вряд ли обрушение пирамиды произойдет в прямом смысле, как это было у нас в августе 1998-го. Американцы ведь могут доллары напечатать, чтоб поддержать собственный госдолг. Из всех нецивилизованных способов решения проблемы это самый простой. Но, увы, весьма разрушительный.
Ускорение денежной эмиссии в этом случае наверняка обернется падением доллара по отношению к другим валютам. С одной стороны, это вызовет все те же последствия, о которых говорилось выше. Просто уменьшение платежеспособности американцев произойдет не из-за прямой потери доходов, а от их обесценивания. С другой же стороны, это вызовет обесценивание долларовых сбережений во всем мире. В том числе и у нас, в России. Мы сильно пострадаем не только от падения цен на нефть и связанного с этим снижения курса рубля к твердым валютам, но и от падения одной из тех твердых валют, в которую привыкли вкладываться во избежание кризисных проблем.
И это все только те последствия, которые можно более-менее четко представить себе, зная, как устроен современный мир. Но экономический кризис такого масштаба может породить и совершенно непредвиденные последствия. Обнищание часто плодит авторитарные режимы. А новые автократии часто развязывают новые войны. И если мир окажется вдруг ввергнут в большую войну, вряд ли она обойдет стороной нашу страну. В общем, можно сказать, что при глобализации все люди в мире заинтересованы в сохранении экономической стабильности. Все друг от друга зависят. Все связаны между собой как продавцы и покупатели, как кредиторы и заемщики. Поэтому не стоит радоваться проблемам соседа. Лучше совместно думать, как эти проблемы решать.
www.novayagazeta.ru