Строй авторитарный: Авторитаризм — это… Что такое Авторитаризм?

Авторитарная волна достигла Запада — Ведомости

После падения Берлинской стены по миру пошла так называемая демократическая волна. Политические свободы распространились из традиционного оплота в Западной Европе и США на такие разные страны, как Польша, ЮАР и Индонезия, тоже ставшие демократическими. Сейчас, судя по всему, начался обратный процесс. Авторитарная волна зародилась за пределами развитых демократических государств и теперь распространяется по Европе и США.

Возрождение авторитарных практик и подходов впервые проявилось в молодых демократиях, таких как Россия, Таиланд и Филиппины, а теперь оно добралось и до западных стран. Правительства авторитарной направленности пришли к власти в Польше и Венгрии. Но самым поразительным стало избрание президентом США человека, который называет свободную прессу «врагом народа» и относится без должного уважения к независимой судебной системе.

Эта авторитарная волна угрожает поставить под сомнение удобные нам представления о том, как функционирует политика. Возможно, придется пересмотреть убеждение, что политика в развитых и богатых демократических государствах Запада кардинально отличается от политики в странах Латинской Америки и Азии. Все больше сомнений вызывает мысль, что самыми убежденными сторонниками демократии являются молодые люди и представители среднего класса.

Тенденция разрушения демократических ценностей на Западе была обозначена в 2016 г. в нашумевшей статье политологов Роберто Фоа и Яши Моунка, написанной еще до избрания Дональда Трампа президентом США. Эта работа привлекала внимание к росту антидемократических настроений как в США, так и в Европе. Один из самых заметных ее пунктов – то, что сейчас каждый шестой американец считает допустимой власть военных. В 1995 г. так думал только каждый шестнадцатый. При этом демократический строй считают необходимым условием для жизни 70% американцев, родившихся в 1930-е гг., и только 30% родившихся в 1980-е гг. В Европе происходит аналогичный, пусть и менее заметный процесс снижения доверия к демократическим институтам. Фоа и Моунк приходят к выводу, что «за последние 30 лет доверие к таким политическим институтам, как парламент или суд, в развитых демократиях Северной Америки и Западной Европы резко снизилось».

Предметом исследования Фоа и Моунка стали страны Запада. Но возрождение мягкого авторитаризма еще заметнее в странах, когда-то ставших символами демократической волны: на Филиппинах, где в 1986 г. был свергнут режим президента Фердинанда Маркоса; в России, где в 1991 г. закончилась многолетняя власть коммунистов; в ЮАР, где в 1994 г. был положен конец режиму апартеида. В этих трех странах есть ключевые элементы демократии, например выборы. Но демократические нормы размываются, их сменяет система личной власти, при которой расцветает коррупция.

В России экономический кризис и беззаконие 1990-х гг. создали условия для возрождения автократии при Владимире Путине. При нем российский режим стал образцом мягкого авторитаризма, объединяющего в себе национализм, популизм, коррупцию, гонения на СМИ и тесный союз президента и богатейших олигархов. Вероятно, не случайно одни из самых отчетливых предупреждений об опасностях «трампизма» звучали со стороны российских диссидентов, таких как Гарри Каспаров или Маша Гессен.

Авторитарный президент Филиппин Родриго Дутерте многое позаимствовал из тактики Путина. Поощрение самосудов привело в ужас местных либералов, но было одобрительно принято большинством населения, запуганного преступниками и наркоторговцами. Дутерте также сумел заручиться поддержкой молодых избирателей, плохо помнящих процесс становления демократии на Филиппинах.

Тот же сценарий угрожает и ЮАР. При президенте Джейкобе Зуме в стране расцвела коррупция, усилилось давление на СМИ и независимые от правительства ветви власти. Многие либерально настроенные южноафриканцы надеются, что после ухода Зумы в стране возродится демократия. Но события могут развиваться и по-другому. «В Южной Африке назревает момент Трампа», – предупреждает старший политический экономист Standard Bank Саймон Фримантл. Он ссылается на результаты исследований, свидетельствующие о том, что поколение «рожденных свободными» южноафриканцев (появившихся на свет после освобождения из тюрьмы Нельсона Манделы) в меньшей степени поддерживает демократические ценности, нежели люди, помнящие борьбу против апартеида. Кроме того, в ЮАР растет степень одобрения политики депортации иммигрантов, подобной той, что провозглашает Трамп.

Что же объединяет падение поддержки демократии в таких разных странах, как Россия, Филиппины, ЮАР и даже США? То, что для многих избирателей демократия является только средством достижения цели, а не целью самой по себе. Если демократическая система не может обеспечить рабочие места, как в ЮАР, или безопасность, как на Филиппинах, либо если она ассоциируется со снижением жизненных стандартов, как в США, некоторые избиратели могут счесть авторитарную модель более привлекательной. В условиях растущего неравенства вероятность смещения в сторону авторитаризма еще выше, если политическая и экономическая система кажутся нацеленными на обслуживание приближенных к ним.

Конечно, всегда найдутся люди, для которых политические свободы ценны сами по себе, которые считают, что без них невозможно сохранять человеческое достоинство. Однако несогласных, готовых отправиться в тюрьму ради защиты свободы слова, относительно немного. Бывший президент США Рональд Рейган, наблюдавший окончание холодной войны, любил хвалиться тем, что «свобода работает». К сожалению, если обычные люди перестают в это верить, многие могут махнуть на свободу рукой.

FT, Перевела Надежда Беличенко

Автор – обозреватель Financial Times

Авторитаризм в России – полная чушь :: Политика :: РБК

Владимир Путин пообещал, что в Российской Федерации не будет установлен авторитарный режим. Как сообщает радиостанция «Эхо Москвы», в интервью чилийским журналистам глава Российского государства назвал утверждения некоторых западных политологов о том, что в России может установиться тоталитарный строй, «полной чушью».

По мнению В. Путина, в нашей стране сейчас полным ходом внедряются и будут дальше внедряться основные принципы и инструменты демократии. «Мы не строим анархию», — еще раз подчеркнул российский президент.

В то же время, он заметил, что каждое государство ищет свой путь становления демократии в стране и подбирает наиболее оптимальное устройство общества и особые способы применения общепризнанных демократических институтов. Главное, по мнению В. Путина, учитывать исторический опыт или традиции.

Президент также отметил, что одна из главных задач на данный момент уже достигнута. «Ситуация нормализации и стабильности в России уже наступила», — заявил он журналистам. Теперь, по словам В. Путина, необходимо лишь совершенствовать механизмы развития и достигать более значимые цели.

Напомним, что Владимир Путин сегодня прибыл в Чили. Это первый визит российского лидера в истории отношений двух стран. Завтра В. Путин встретится в Сантьяго с президентом Чили Рикардо Лагосом. В ходе встречи будет обсуждаться сотрудничество России с Латинской Америкой. На переговорах планируется обсудить сотрудничество в сфере образования и культуры. Напомним, чилийские специалисты проходят подготовку в российских вузах, в том числе за счет предоставляемых Россией государственных стипендий.

Заметим, что 11 декабря исполнится 60-лет с момента установления дипломатических отношений между Россией и Чили.

Гибридный или авторитарный? Политологи спорят о режимах России и Украины

https://www. znak.com/2017-01-06/gibridnyy_ili_avtoritarnyy_politologi_sporyat_o_rezhimah_v_rossii_i_na_ukraine

2017.01.06

В новогодние каникулы в Facebook сложилась интересная дискуссия вокруг высказываний политолога Екатерины Шульман, которая оценивает российский политический режим как «гибридный». Шульман не первый год использует этот термин для описания российской действительности, но жаркий спор возник по какой-то причине именно сейчас — после того, как Шульман в очередной раз рассказала о гибридном режиме в интервью агентству «Росбалт». 

Konstantin Koroshkin/Russian Look/Global Look Press

По мнению Шульман, режим нельзя называть автократией, диктатурой или тиранией, если в стране есть хотя бы две партии и регулярные выборы. Классическими гибридными государствами, по мнению Екатерины Шульман, являются Россия и Венесуэла. При этом Сингапур она назвала «более откровенно автократической системой», Кахазстан и Киргизию, Турцию — «гибридами», Таджикистан и Туркмению — «чистыми автократиями», а Украину — «так называемой анократией, или слабым государством». (Чтобы лучше понимать, о чем говорит Шульман, лучше прочитать ее «программную» статью, вышедшую в «Ведомостях» еще в 2014 году). 

Интервью вызвало широкое обсуждение среди коллег Екатерины. 

Первым высказался политолог Григорий Голосов:

«Все-таки: 1. Сингапур проводит многопартийные выборы. 2. В Беларуси выборы проходят — пусть и не на партийной основе, но регулярно. 3. При всей нашей нелюбви к Эрдогану пока нет достаточных оснований отрицать, что Турция — электоральная демократия, т. к. последние состоявшиеся там выборы были в целом свободные. 4. В Таджикистане и (удивительно, но факт) в Туркменистане проводятся выборы на многопартийной основе, причем в Таджикистане они никак не хуже российских. 6. Наверное, приятно обругать Украину анократией, но это понятие вообще из другого теоретического ряда и не характеризует ее как демократию, «гибридный режим» или что-то еще. 7. Рассуждение о Мексике из книжек двадатилетней давности, но в настоящем времени».

За ним выступил политолог Александр Морозов.

«Шульман в интервью Росбалту называет Украину «анократией», т. е. употребляет термин, который в мировой политологии относится к Сомали и Зимбабве, — написал он в Facebook. — Она совершает совершенно контрабандный перенос этого понятия, обозначающего практический паралич государственных институтов и переход управления под альянс конкурирующих банд. Делает она это, ставя рядом выражение «слабое государство». Это совершенно разочаровывающий трюк в ее интервью. Это же полный вздор. Позиция ничем не отличающаяся от пропагандистской позиции Russia Today и Первого канала. При том, что очевидно, что Украина не является ни failed state, ни anocracy, ни «слабым государством» в сетке политологических классификаций. Что — в Украине уличное насилие контролируется местными бандами? Не действуют суды? Центробанк отказался от собственной валюты, как в Зимбабве, не в силах справиться с галопирующей инфляцией? Развалилась национальная армия? Что, есть какие-то радикальные отличия украинского политикума от болгарского или сербского, например? 

Александр МорозовFacebook Александра Морозова

Короче, конечно, Шульман — симпатичная и оптимистичная женщина, но вот тут наглядно видно, что все это крайне некорректная «политология», которая плоха именно тем, что пользуется академическим словарем для совершенно дезориентирующих целей».

Ему ответил Глеб Павловский:

«Екатерина права, а ты нет. И обидного ничего тут нет. Анократия — просто очень слабая демократия с полупритворными институтами, являющимися на деле сговорами групп элиты. Это про наши 90-е — начало нулевых — и про Украину сегодня. Причины разные, но речь о модели. В РФ почему-то принято званием «демократии» награждать, как орденом Мать-Героиня».

Позднее Григорий Голосов добавил еще:

«<…> А я пока поговорю о гибридных режимах. Термин этот в последнее время приходится слышать слишком часто, хотя, как правило, от одного и того же автора, — но столь популярного среди интернет-пользователей и радиослушателей, что идея начала овладевать умами масс. Так вот (отвлекаясь от обстоятельств появления этого понятия как переходного к гораздо более точному понятию об электоральном авторитаризме per se), я считаю, что этот термин оправдан либо как зонтичный, относящийся к двум разнокачественным феноменам — несовершенной (дефективной) демократии и электоральному авторитаризму, либо как остаточный, когда мы имеем дело с не поддающимися эмпирическому определению случаями. Но таких случаев очень мало. А как зонтичный термин он имеет описательную ценность (поскольку позволяет отличить этот круг феноменов как от полных демократий, так и от автократий без формализованной структуры политического соревнования), но не объяснительную. С точки зрения основной каузальности, демократии, к которым его применяют — это демократии (например, Колумбия), а авторитарные режимы — это авторитарные режимы (например, Россия). Тексты Шульман не совсем безобидны, иначе я бы не вдавался здесь в тонкости сравнительного метода. Эти тексты показывают, что получается, когда логику развития несовершенных демократий начинают применять к авторитарным режимам. А получается сплошной оптимизм, что всегда приятно. Но, увы, не всё приятное полезно». 

Отвечать Голосову взялась сама Екатерина Шульман:

«<…> Базовое различие между нами — в предмете изучения и, соответственно, в угле зрения, потому что все специалисты рассматривают реальность через призму своего специфического интереса.  

Голосов занимается преимущественно партиями, я занимаюсь преимущественно законотворчеством. Поэтому для него ключевое понятие — репрезентативность, для меня — механизм принятия решений. Когда он говорит, что Россия — однопартийная автократия, для меня это малоосмысленно, потому что с моей научной колокольни Россия если и автократия, то беспартийная — партии в ней не являются субъектами процесса принятия решений. В этом смысле для меня что «Единая Россия», что «Справедливая» — не субъекты изучения, меня в парламенте интересуют группы интересов и их взаимоотношения в процессе законотворчества, то есть балансировки этих интересов. 

Екатерина ШульманПресс-служба ОГФ-2016

А для Голосова парламент является фиктивной структурой, потому что он нерепрезентативен. Отсюда и претензия к термину «гибридность» — ровно та, за которую я его и употребляю: он безоценочный. Оборотная сторона этой безоценочности — неопределенность. Но и она может быть преимуществом, если мы изучаем сложные социально-политические явления, не сводимые к рубрикам «Ура! и «Долой!» 

Является ли этот спор схоластическим, как жалуются дорогие читатели? Разумеется, является — пришли к двум схоластам и удивляетесь, что у них споры схоластические, ишь. Какая польза гражданам от нашей схоластики? От непосредственно терминологических дискуссий — никакой, это внутрицеховые развлечения. А вот от исследовательских выводов может быть польза, если не ждать от них пошаговых рецептов свержения тирана или завоевания окрестностей, или что там у вас в повестке <…>»

Опять Голосов:

«<…> Там начинается с весьма пространного рассуждения о том, что она вот изучает парламенты, а я партии, поэтому ей понятие о гибридных режимах полезно, а мне нет. Постепенно становится ясно, почему: оказывается, этот термин — гибридный режим — неопределенный. Почему это делает его полезным именно в парламентских исследованиях, неясно. Я знаю несколько научных статей об авторитарных парламентах, и во всех они характеризуются именно как авторитарные. Но само объяснение я нахожу адекватным и исчерпывающим. Я и раньше догадывался, что единственное достоинство этого термина — в его неопределенности, но даже не ожидал, что это будет признано сразу и с такой очаровательной наивностью. Ведь неопределенный термин — это, собственно, и не термин вовсе.

И, раз уж об этом зашла речь: я никогда и нигде не говорил, что Россия — это однопартийная автократия. Это электоральный авторитарный режим, в котором есть и партии, и парламент, и прочие всякие прибамбасы. Что, собственно, очевидно. Концепция электорального авторитаризма говорит о том, что все это — эпифеномены, которые могут жить своей и интересной жизнью (каковое обстоятельство доставляет Екатерине радость), но динамика которых фундаментально определяется авторитарным характером режима. Концепция гибридных режимов, в силу своей милой неопределенности, говорит, что это в чем-то так, а в чем-то по-другому, как в настоящих демократиях. То есть не говорит ничего, по большому счету, позволяя любые оценки (только в этом смысле она безоценочная) и — что гораздо хуже — любые выводы, буквально в зависимости от настроения. В этом и проблема».

В дискуссию вступил депутат Заксобрания Санкт-Петербурга Борис Вишневский.  

«Почитал про споры Екатерины Шульман и Григория Голосова — о том, каков наш нынешний режим, можно ли называть его «гибридным» или нет, и что с ним будет. 

Не претендуя на истину, свою точку зрения выскажу. 

При этом я, в отличие от уважаемых спорщиков, не теоретик, а практик. С почти, уж простите, 30-летним опытом реальной политики. Причем и законотворчество, и электоральные процессы изучаю внутри, а не снаружи. 

Так вот. Мои пять копеек. 

Нет в путинском режиме ничего «гибридного». 

Его ключевые признаки таковы. 

1. Монополизация политической власти в руках президента и его администрации. 

2. Наличие правящей партии, слитой с номенклатурно-бюрократическим аппаратом. 

3. Монополизация СМИ и установление политической цензуры. 

4. Отсутствие независимого правосудия. 

5. Превращение выборов из механизма сменяемости власти в механизм ее воспроизводства. 

6. Непубличность принятия ключевых властных решений. 

7. Приравнивание оппозиционной деятельности к враждебной.  

8. Создание для страны образа «осажденной крепости»: снаружи — враги, постоянно строящие козни, внутри — «предатели» и «пятая колонна», находящиеся на содержании у врагов. 

9. Главное направление законодательства — создание препятствий для реализации конституционных прав, генерация все новых и новых запретов и ограничений. 

10. Абсолютный приоритет «государственных интересов» над интересами личности, примат государства над обществом, возведение в сверхценность понятия «безопасности» (каковой якобы угрожает все на свете), что роднит режим со сталинским (именно поэтому идет ползучая реставрация сталинизма). 

Почти все эти признаки наблюдались в СССР на протяжении большей части периода его существования. Замените «Единую Россию» на КПСС, президента — на Генерального секретаря, аппарат ЦК — на президентскую администрацию, а Госдуму — на Верховный Совет СССР, и аналогия будет практически полной. 

Ну и какой же это «гибридный» режим? Ничего подобного. Авторитарный режим с элементами тоталитаризма.  

В зависимости от уровня противоречий среди элит и уровня общественного недовольства происходящим, может скатиться в классический тоталитаризм, а может и трансформироваться — по примеру советского режима 1989-91 годов. 

Посему я полагаю, что прав в споре — Голосов. 

Последнее. 

Термин «гибридный режим» представляется мне не просто неудачным, но и уводящим от сути. Как «гибридная война» Путина на Украине: вроде бы и война, и вроде бы и не война. 

Это так, если кратко».

Дискуссия продолжается. 

ЦЕРКОВНЫЙ АВТОРИТАРИЗМ | Совет по внешней и оборонной политике

Сергей Чапнин

Republic

Как христианскую веру в России заменяет «православная гражданская религия»

---

«В центре этого культа стоит не Христос, не его крестная смерть, не идея спасения, а идея верности государству, полного принятия православно-государственнической идеологии»

Православие в России частично заняло место государственной идеологии, помогая власти направлять и контролировать граждан. При этом сама Церковь копирует модель светской власти: главным авторитетом в ней обладают патриарх и епископат («власть»), а вовсе не приходские священники и миряне («народ»). Наказания и запугивания стали основным инструментом управления. Но с этим положением дел согласны не все, а русская Церковь шире и разнообразнее, чем кажется со стороны. Ведется в ней и дискуссия об изменении церковной модели, о церковных реформах. Есть несогласные с текущим положением дел. Republic поговорил с одним из тех, кого считают «церковными вольнодумцами», — православным журналистом и издателем, бывшим ответственным редактором «Журнала Московской Патриархии», ныне главным редактором альманаха «Дары» Сергеем Чапниным.

«Модель взаимодействия Церкви и государства в период пандемии дала сбой»

— Пандемия изменила и власть, и общество. А как она изменила Церковь?

— Церковь тоже изменилась, хотя она неоднозначно относится к пандемии и тем ограничениям, которые введены разными государствами. Поскольку Церковь довольно плохо соотносится с современностью, возникает ряд проблем. Одна из главных — нутряное недоверие к государству. На первый взгляд это кажется парадоксом: мы привыкли к тому, что Церковь выполняет многие поручения государства и довольно органично встроена в нынешний социально-политический строй. Но эта модель взаимодействия в период пандемии дала сильнейший сбой. На первом этапе Церковь отказалась признавать серьезность намерений государства по применению санитарных мер, ограничению мобильности. Конечно, государство тоже ошибалось, но оно искало адекватный ответ, и этот поиск вызывал у Церкви не просто скепсис, а глубокое отторжение.

Первая реакции Церкви была довольно странной, я бы сказал — мифологической. Церковь попыталась совершить своего рода «бегство в ритуалы». В самых разных городах России и других стран, даже в Америке, епископы, священники стали объезжать города с иконами, облетать города на самолетах, кто-то даже поднимался с иконой на воздушном шаре. Получился своего рода православный хэппенинг. Патриарх с иконой объехал Москву. Но это нельзя было назвать подлинно церковным действием: Патриарх ехал один на заднем сиденье черного лимузина с машинами сопровождения, рядом с ним стояла чудотворная икона. На огромной скорости, тихо шурша шинами, патриарх объехал город, а город об этом даже не подозревал.

— Такие ритуалы имеют традицию в церковной истории или это новейшее изобретение?

— Традиция есть, но она связана не с ритуалом как таковым, а с вовлечением православной общины, всех православных верующих того или иного города. Они должны в первую очередь объединиться в молитве. Это может быть крестный ход, шествие с чудотворной иконой. Но главное — это призыв к соборной молитве, которая объединяет самых разных людей: и правых, и левых, и верящих в пандемию, и ковид-диссидентов, и вакцинировавшихся, и антиваксеров. Но такого объединения не случилось, действия Церкви остались сугубо ритуальными и в основном клерикальными, то есть в них участвовали только епископы и священники, и то довольно узким кругом.

Иногда действия тех или иных клириков выглядели совсем странно. Кто-то собрался изгонять вирус колокольным звоном. И вроде бы это как-то соотносится с православными традициями, но ведь сегодня мы знаем про вирусы намного больше, чем, например, верующие во время Юстиниановой чумы в Византии в VI веке.

Но этот первый этап прошел, и Церковь оказалась перед следующим сложным вызовом: как организовать богослужения в соответствии с новыми требованиями, как реагировать на запреты на участие в богослужениях, которые были введены местными властями в нескольких регионах, в том числе в Москве? Кстати, еще более жесткие ограничения были на Западе, где тоже есть православные общины.

Самой очевидной проблемой оказалось то, что традиционное причащение одной лжицей (ложка для причастия. — Republic) из одной чаши сотен верующих — это, с точки зрения гигиены, ужас и кошмар. Здесь мы увидели жесткую реакцию и Русской православной церкви, и более либеральной Константинопольской церкви. Епископат твердо стоял на том, что святое причастие, тело и кровь Христовы, не могут быть разносчиками заболеваний. Но ведь сама «технология» причащения предполагает, что люди касаются губами одной и той же лжицы, на нее попадает слюна, а подходя к чаше, человек снимает маску, дышит на чашу, лжицу. В общем, с точки зрения гигиенических правил XXI века традиционный способ причащения негигиеничен и даже опасен.

И тут ⁠произошли события, которые меня воодушевили и порадовали. ⁠Несмотря на общий богослужебный консерватизм, стихийно возникли новые ⁠практики причащения. Где-то ⁠использовались одноразовые ⁠пластиковые лжицы, где-то — индивидуальные металлические лжицы для каждого участника, которые ⁠потом стерилизовались; где-то использовались маленькие частицы и зубочистки, и священник вкладывал ⁠эту частицу прямо в рот, где-то — вкладывал частицу в руку через салфетку. Примечательно, что жесткого запрета на эти практики не возникло, они существуют уже около полутора лет. И это признак того, что часть Церкви готова гибко реагировать на вызовы. Но большая часть Церкви продолжает причащаться с одной лжицы. Есть даже шутливое противостояние «ложкопоклонников» и «ложкоборцев». Последние считают, что во время пандемии, да и после нее, нужно руководствоваться не средневековым, а современным представлением о гигиене. Однако только «ложкопоклонники» непримиримо настроены по отношению к своим оппонентам.

Другая серьезная проблема — это непризнание вируса как такового. Среди православных достаточно много ковид-диссидентов. Они появились сразу, самый известный из них — бывший схиигумен Сергий (Романов). Я думаю, что если бы не пандемия, не это внешнее принуждение к изменению привычного строя церковной жизни, Сергий бы мог спокойно жить и дальше вместе со своим монастырем, тихонечко проповедовать свои идеи. А тут вдруг буквально поехала крыша. Да, у многих людей из-за пандемии изменился привычный образ жизни, изменилось представление об окружающем мире и возникло желание отгородиться, вернуться в спокойную жизнь, что на самом деле уже невозможно.

Это возвращение мыслилось как сектантское: весь мир живет и боится вируса, а мы создадим свой кружок, замкнемся и будем жить по-старому. Такая реакция на происходящие события психологически понятна, но она привела к болезненным и трагическим последствиям.

— Вы про монастырь в Среднеуральске?

— Да, что бы ни происходило с Сергием Романовым, разгон монастыря Росгвардией шокирует не только неподготовленную аудиторию, но и саму Церковь — духовенство, верующих. Многие были в шоке от устроенного «маски-шоу». Так что государство довольно жестко реагировало на проявления ковид-диссидентства среди верующих.

— А на ваш взгляд, ковид-диссидентов среди верующих больше, чем среди обычных людей? Может быть, есть какие-то исследования на этот счет?

— Исследований нет. По впечатлению, пропорция примерно такая же, как и во всем российском обществе. Все-таки Церковь — это часть общества, ничего специфического в ее реакциях нет. Лишь малая часть Церкви, монахи, живет отдельно от всех граждан.

Мифология ковид-диссидентов и антиваксеров, существующая в церковной среде, повторяет те аргументы и страхи, которые есть у светских ковид-диссидентов и антиваксеров в России, Европе и США. Эти идеи впервые возникли в Америке, благополучно перебрались через океан, были переведены на русский язык и, несмотря на все наше антизападничество, хорошо тут прижились.

«На низовом уровне священников, которые выполняют «госзаказ», не так много»

— Запрет на массовые мероприятия сильно ударил по Церкви? Значительная часть ее деятельности построена именно на коллективных практиках. Пандемия ведь не мешает людям верить в Бога и молиться дома. Но она мешает Церкви собирать людей, и это, видимо, ослабляет Церковь как организацию?

— Эта проблема не только богослужебной жизни, но и церковной экономики, потому что богослужения являются в том числе и источником дохода: покупка свечей, записки, требы — все это связано с присутствием человека в церкви, с участием в церковной молитве. Церковь стала беднее, и это особенно сильно сказалось на приходском духовенстве.

В храмах в спальных районах приходские сообщества могут достигать нескольких тысяч человек. И вот ситуация изменилась: многие люди, особенно пожилые, остались дома, месяцами не ходили в церковь, были лишены причастия. Это стало мощнейшим стимулом к тому, чтобы более активно войти в домашнюю молитву. Оказалось, что Церковь к этому практически не готова, хотя в церковной жизни предполагается баланс между храмовой молитвой и личной. На деле же до пандемии мало кто молился дома, церковная молитва была основной, если не единственной формой молитвы. А тут сложилась ситуация, когда молитва в храме оказалась невозможна, а привычка к молитве есть.

Церковь довольно быстро отреагировала на это: многие храмы и монастыри стали вести прямые трансляции своих богослужений в интернете. Есть измерения, фиксирующие существенное увеличение трафика религиозных сайтов из-за того, что многие стали стримить богослужения и показывать их записи. Это очень интересно, потому что до последнего времени отношение к онлайн-богослужениям и трансляции молитв в Русской православной церкви было, мягко говоря, скептическим. Считалось, что все-таки нужно приходить в храм, а молитва перед экраном компьютера превращает человека из участника богослужения в зрителя. Теперь же выяснилось, что это единственный шанс привлечь некоторых людей к богослужению, так что трансляции в прошлом году уверенно вошли в практику церковной молитвы.

— А пожертвования онлайн стали собирать? Общественные организации, журналисты, блогеры часто собирают донаты в интернете, Церковь это освоила?

— Я говорил на эту тему с разными священниками. Оказалось, что есть дружные приходы (чаще небольшие), где прихожане понимали свою ответственность перед приходом и продолжали жертвовать, даже если не ходили в храм. Некоторые священники говорили, что смогли удержать доходы своих приходов на прежнем уровне. Они не только регулярно проводили трансляции служб, но и создавали WhatsApp-чаты, где активно общались со своими прихожанами, устраивали беседы в Zoom, читали вместе Евангелие, обсуждали. Это позволяло сохранить ощущение единства прихожан.

На Западе есть примеры и того, когда и само богослужение даже не транслировалось, а целиком перемещалось в виртуальное пространство — священник находился в храме или у себя дома и в Zoom проводил вечернее богослужение, произносил молитвы, диакон тоже читал молитву по Zoom; песнопений не было, чаще всего их заменяли чтением, которое прихожане тоже проводили в Zoom. Но это было в православных общинах США, в России мне такие примеры неизвестны.

— Эти трансляции как-то поменяли характер богослужений?

— Тут есть любопытный момент. Когда ты вживую стоишь в храме, ты можешь получать эстетическое наслаждение и эмоции от окружающего тебя убранства, от пения хора, и в данном случае текст богослужения чуть менее важен. Но когда люди смотрят трансляцию через интернет, они осознают, что на самом деле плохо понимают текст богослужения, хорошо бы в нем разобраться. Даже на официальном сайте РПЦ «Патриархия. ру» стали выкладывать чинопоследования (состав конкретных богослужений) для мирян, чтобы каждый мог прочитать сам. Однако оказалось, что, даже имея перед глазами текст, многие все равно плохо понимают богослужение. И пандемия дала импульс к более активному использованию современного русского языка во время богослужения. Я считаю, что это замечательное явление в нашей церковной жизни.

— Есть храмы, где служат на русском, не на церковнославянском?

— Есть храмы, где полностью русифицировали богослужения. Знаю храм, где все богослужения уже год как идут на русском языке. Есть несколько центров, где занимаются переводами богослужебных текстов на русский язык. Это уже не остановить. С исторической точки зрения русификация текстов должна была завершиться еще в первой половине XX века, но из-за гонений на Церковь и ее несвободы она не смогла сделать это. Это могло произойти в 1990-е годы, но первая волна фундаментализма в Русской церкви помешала этому. Потом были неудачные попытки договориться о регламенте использования русского языка в богослужениях. По этому поводу Церковь переругалась, проект положили под сукно. Но проблема назрела, ее нужно решать. И вот на фоне пандемии таким «явочным порядком» в литургическую практику без особых консультаций и благословений уверенно вошел современный русский язык.

— РПЦ официально это не запрещает?

— Мы даже видим со стороны патриарха Кирилла определенные жесты, указывающие на возможность использования русского языка в богослужении. В то же время серьезного импульса к введению русского языка в богослужебную практику власть не дает, так что некоторые священники могут и пострадать за то, что делают это активнее, чем считает нужным местный епископ или благочинный.

— В чем причина сопротивления проникновению русского языка в богослужения? Казалось бы, это должно сделать Церковь популярнее, понятнее для большого числа людей.

— Современное православие — это очень энергичная, очень глубокая историческая реконструкция. Церковная традиция в нашей стране была прервана в XX веке. В России она была прервана даже не на два поколения, как в странах Восточной Европы, где перерыв составил менее полувека, а на три. А это значит, что не только отцы, но и деды не смогли передать потомкам традицию — живой. Органичной передачи не случилось. В России традицию пришлось реконструировать, а это во многом формальное действие, предполагающее жесткий подход: надо сделать так, как было, а не иначе. Правила и в особенности запреты играют в церковной жизни ключевую роль. Живая традиция более гибкая, она изменчива, она лучше приспосабливается к социальным и техническим реалиям современности. Период церковного возрождения в России был не творческим периодом, а механическим воспроизведением ритуалов, практик.

Можно заметить много несоответствий, которые это породило. Сегодня общество сильно урбанизировано, большинство прихожан церквей живет в городах, а традиции и практики больше соответствуют сельскому, крестьянскому православию. У нас больше свободного времени, нам не нужно рубить дрова, ходить на реку стирать белье и самим печь хлеб. За счет использования электричества наш день сильно вышел за рамки светового дня. Образ жизни людей кардинально изменился, но православная церковь эти изменения не отразила и пытается воспроизвести практики XIX века в XXI веке. Увы, это невозможно, и молодежь именно поэтому довольно скептически относится к православию.

— Если пофантазировать, как бы могли урбанизация и изменение образа жизни отразиться на церковных практиках, если бы Церковь была более восприимчива к новому?

— Мы живем гораздо быстрее, чем раньше, и длинные богослужения, особенно в будние дни — то, что мешает прихожанам участвовать в службах. Если Церковь хочет, чтобы человек приходил в храм не только в воскресные дни, но и в будни (например, по церковным праздникам), то нужно сделать сравнительно короткую вечернюю службу, она не должна продолжаться 2,5 часа (хотя и это, строго говоря, сокращенная служба), а час — час пятнадцать. Литургия тоже не должна в будний день начинаться в 10 утра и идти 2,5–3 часа. Она должна начинаться в 7:30–8:00, в 9:00 гарантированно закончиться, чтобы человек успел спокойно доехать до работы. Я знаю, что некоторые московские храмы сейчас стали делать такие короткие утренние и вечерние службы.

Еще один важный момент — довольно много людей перешли на то, что можно назвать индивидуальным исповеданием веры. Кто-то не ходит в храм по состоянию здоровья, у кого-то был травмирующий опыт общения с духовником, третьи не могут найти подходящий приход из-за маленького диапазона приходской жизни. Все это ведет к внеконфессиональному христианству. На Западе это явление хорошо исследовано, в католической и лютеранской церквях это тенденция многих десятилетий. Теперь оказалось, что нечто похожее происходит в православии: пережив религиозный бум после падения атеистического государства, сегодня мы испытываем спад волны религиозности, и возникают те же тенденции, что в западных церквях.

— Я бы предположил, что для кого-то роль играет и очень близкий контакт РПЦ с государством. Люди, которые не доверяют государству и видят в РПЦ такое «министерство по делам православия», часто испытывают недоверие и к храмам РПЦ. Они могут испытывать религиозные чувства, но не хотят посещать храмы, относящиеся к этой религиозной организации, потому что им претят дорогие часы патриарха. А еще популярен тезис о том, что Русская православная церковь в советские годы активно сотрудничала с КГБ, и многие клеймят ее как организацию с чекистскими корнями. На этом фоне кто-то ищет индивидуальный религиозный опыт, а кто-то обращается, например, к староверам, потому что считает их церковь более чистой по сравнению с РПЦ.

— На первый взгляд этот аргумент звучит серьезно, но для православного человека он не так важен, как кажется со стороны. Дело в том, что религиозная жизнь тесно связана с конкретной общиной, а не с Русской православной церковью вообще или, скажем, ее медийной проекцией. И для человека главным становится опыт, который он получает в своем храме. На низовом уровне священников, которые идеологизированы и выполняют «государственный заказ», не так много. Но даже если они есть, прихожане часто знают их с другой стороны, как тех, кто совершает богослужения, исповедует, проповедует. И в личном общении эти люди обычно лучше медийной картинки, которая нас всех коробит.

Иногда прихожане конкретного храма говорят, что они не хотят читать общецерковные новости, смотреть православные каналы и заходить на православные сайты. Они хотят молиться, быть с Христом и знать только о делах собственного прихода. Такая «религиозная локализация» спасает многих людей. Особенно это характерно для заграничных приходов.

Другой вариант — уйти из РПЦ совсем. Исключительно по идеологическим причинам уходят немногие, это скорее было характерно для 1990-х, когда в поисках «чистого православия» уходили в Русскую православную церковь за рубежом, в неканонические юрисдикции. Но в абсолютном большинстве случаев эти поиски ни к чему толковому не привели, по сути это создание сектантских групп (в данном случае использую это слово без негативных коннотаций), проблем у которых не меньше, чем у Московского патриархата. Так что и я, и многие мои знакомые по этой причине из РПЦ не уходим. Мы прекрасно понимаем, что хрен редьки не слаще.

Уход в старообрядчество, о котором вы упомянули, — третий ответ на эту проблему. Это, пожалуй, самый серьезный шаг. Он связан с поиском более консервативной традиции. Однако я вижу, что современное старообрядчество угасает. При Петре, в XVIII веке, страна фактически была расколота надвое, количество старообрядцев было лишь чуть меньше, чем оставшихся в официальной церкви. Такое соотношение сохранялось и в XIX веке, проблема возвращения раскольников рассматривалась как серьезная государственная задача. Но каток советских репрессий, который проехал по Русской православной церкви, все-таки дал ей уцелеть, а вот старообрядческие церкви и согласия этого не пережили. По ним репрессии прошлись беспощадно. Сегодня старообрядчество расколото на четыре-пять небольших юрисдикций. Они не имеют, на мой взгляд, творческого богословского потенциала и озабочены механическим сохранением тех традиций, которые считают для себя определяющими. Это очевидный путь в тупик, я думаю, что развития у старообрядчества не будет. Хотел бы ошибаться.

«Деятельность Сергия (Романова) была ярким ответом на проблемы, которые есть в РПЦ»

— Вы вспомнили о временах церковного раскола. Это слово, «раскол», часто звучало в контексте ситуации Сергия (Романова). Возможно, это было некоторое преувеличение со стороны журналистов, но тем не менее. Как вам кажется, есть ли какая-то глубинная проблема, которая позволила Сергию вырастить большое явление, которое потрясло РПЦ? Что позволило ему привлечь на свою сторону большое количество верующих, открыто критикуя местного митрополита и патриарха Кирилла? Можно ли говорить, что проблема решена разгромом Среднеуральского монастыря и посадкой Сергия, или проблему замели под ковер и она еще себя проявит?

— Деятельность бывшего схиигумена Сергия (Романова) была ярким, эффективным и в некотором смысле удачным ответом на те проблемы, которые сегодня есть в Русской православной церкви. В первую очередь это проблема понимания Церкви как таковой. Эта проблема предельно остро стоит в Русской церкви, и при патриархе Кирилле поляризация дошла до предела. Думаю, проблему можно сформулировать так: клерикальная модель против соборной и харизматической. Официальная модель нашей Церкви — строго клерикальная. Она подразумевает, что подлинное церковное мнение выражают патриарх, епископы, в некоторых случаях — священники. Церковный авторитет находится только у высшей иерархии, и это не ставится под сомнение. Соответственно, самой драгоценной частью структуры Церкви признаются патриарх и епископат. А миряне и приходское духовенство, особенно в бедных сельских храмах, являются церковью «второго сорта».

Вторая модель — соборная — прямо противоположна. Она говорит, что тело Церкви, церковное большинство, составляют как раз миряне. Поэтому они должны иметь в Церкви право голоса, обладать правами и нести свою долю ответственности. В существующей же модели миряне практически бесправны. Допустим, они хотят, чтобы в их храме богослужение совершалось на русском языке. Но формально приход не имеет права принять такое решение. Или, скажем, сегодня епископ без всяких объяснений, совершенно волюнтаристски, может перевести священника из одного прихода в другой. Для мирян это всегда катастрофа, потому что община собирается вокруг конкретного священника, и она в таком случае разваливается. Это чудовищная ситуация. Если это крепкий приход, он может попытаться защитить своего священника, написать письмо епископу, но обычно это только злит епископа. Потому что власть епископа первична, а жизнь прихода даже не вторична, а находится на каком-то десятом месте.

— Кажется, что это отражение происходящего и в российском обществе. Вы сейчас описали взаимоотношения власти и народа в России.

— Конечно, Церковь копирует административные, экономические и социальные практики государства. Возвращаясь к Сергию Романову: он создал обособленное сектантское сообщество, для которого авторитет своего пастыря был выше, чем авторитет епископа. Сотни монахинь и несколько тысяч человек, которые находились в ближнем круге Сергия, и несколько десятков тысяч, которые были в широком круге Среднеуральского монастыря, своим живым авторитетом считали человека, который не имел никакого формального статуса в РПЦ. Он был заштатным клириком, у него не было никакой должности. Его влияние держалось только на личном духовном авторитете.

Сергей (Романов) пользовался этим. Он был манипулятором, «решалой» в бизнес-вопросах, пытался притягивать к себе людей, спекулируя на их искреннем религиозном чувстве. Поэтому, конечно, проект Сергия Романова не мог не закончиться катастрофой. Цели у него были не только духовные, не только спасение, но и построение автономной империи. В нынешнем корпоративном государстве и «корпоративной церкви» это в любом случае должно было закончиться крахом. Но если бы не пандемия, если бы у Романова не поехала крыша из-за ковид-диссидентства, это сообщество могло бы благополучно существовать еще долгие годы. Проблемы у них начались после появления политических требований, что для Церкви недопустимо: она должна быть полностью лояльна государству.

«В центре культа стоит не Христос, а идея верности государству»

— А почему Русская православная церковь должна быть лояльна государству? Это прописано в ее ДНК или такова сложившаяся практика? Можно ли представить себе ситуацию, когда РПЦ поддерживает оппозицию в России?

— «Прописано в ДНК» — это именно так. В 1990-е годы у Церкви был шанс отвязаться от государства, начать свободную, спокойную независимую жизнь. Но Русская православная церковь не знает, как жить отдельно от государства. Она всегда была лояльной и подчиненной государству. Как заметил замечательный церковный историк протоиерей Георгий Митрофанов, период полной независимости Церкви и ее творческого расцвета был очень коротким — это период между двумя революциями в 1917 году. Эти несколько месяцев жизни, когда Церковь начала строить равноправные отношения с государством, были очень интересным периодом. Именно тогда организационно был подготовлен Великий собор 1917–1918 годов, Церковь разработала план своего отделения от государства и создавала новые механизмы самоуправления.

Ведь введение патриаршества в 1917–1918 годах сопровождалось невероятно бурной дискуссией о том, как Церковь могла бы оградить себя от той авторитарной власти, которая может быть сконцентрирована в руках патриарха. Священный Синод, по этой идее, должен был уравновешивать единоличную власть патриарха. И совещательный орган, Высший церковный совет, в который входило и духовенство, и миряне, тоже должен был уравновешивать власть патриарха. Таким образом, согласие Собора 1917–1918 годов на введение патриаршества было тесно связано с идеей ограничения власти патриарха. И то, что мы имеем в Русской православной церкви сегодня, — кошмарный сон для тех, кто восстанавливал патриаршество. Если бы они увидели, как единоличная власть патриарха становится безграничной, как мы скатываемся в церковный авторитаризм, вряд ли бы они согласились на такое патриаршество. Но этот церковный авторитаризм в каком-то смысле неизбежен, так как он тоже копирует происходящее в государстве.

— Интересно ваше мнение относительно храма в парке «Патриот». Вы еще в 2011 году критиковали РПЦ за участие в мероприятиях Дня Победы, потому что сравнивали их с языческими обрядами. Храм в парке «Патриот» тоже многие сравнивают с языческим капищем. Вид у него монструозный.

— Это важный образ той религиозности, которая сегодня сложилась в России. Я бы не назвал это христианской верой. Это скорее православная гражданская религия, которая по форме соответствует практикам православной церкви, а по содержанию происходит глубочайшая подмена. В центре этого культа стоит не Христос, не его крестная смерть, не идея спасения, а идея верности государству, полного принятия православно-государственнической идеологии. Оформление Главного храма Вооруженных сил идеально иллюстрирует эту задачу. Все, что собрано в этом храме с художественной точки зрения, лишь формально про Христа и его Церковь. А на самом деле — про особое сакральное значение российского государства в истории и в современном мире. И художники довольно удачно решают эту задачу, смело соединяя церковное и советское, — это совершенно потрясающе. Говорить об этом визуальном манифесте постсоветской гражданской религии можно очень долго.

— В этом тоже можно найти параллели со светской жизнью. Вы говорите, что православие сохранило форму, но изменило содержание. То же самое происходит с нашими политическими институтами. По форме мы являемся демократической республикой, но содержательно — совершенно другим государством. И православие у нас, получается, тоже имитационное.

— Я бы не выносил такой окончательный приговор. Русская Церковь очень большая и очень разная. В ней есть замечательные священники, прихожане, дружные приходы, хорошие монастыри, талантливые иконописцы, великолепные творческие люди, писатели и общественные деятели. Но все они в некотором смысле являются маргиналами и не соответствуют «генеральной линии» нашей православной религиозности, которая широко медийно представлена. Поэтому лучше не выносить приговор всему русскому православию, а искать здоровую духовность по углам, по обочинам, по лесам. Эти люди есть, их много, но видя, что происходит, они предпочитают оставаться в тени.

— Мы с вами много говорили про то, как меняется или как могла бы меняться Церковь. Но есть ли внутри Церкви дискуссия об этих изменениях? Внутренних критиков вроде Андрея Кураева стараются всячески заткнуть. Возможен ли диалог при нынешнем патриархе?

— Официальный, имеющий воздействие на Церковь диалог сегодня невозможен. Есть замечательный, казалось бы, церковный орган, который создал патриарх Кирилл, — Межсоборное присутствие Русской православной церкви, где собраны полторы сотни священников, монахов и мирян разных взглядов. Они должны готовить серьезные предложения для Церкви по программе реформ, по содержанию церковных документов. Но оно, к сожалению, выродилось не пойми во что. Главный документ, который они сейчас обсуждают, — «Положение о канонических прещениях и дисциплинарных наказаниях священнослужителей». Это отражает состояние нашей церковной власти: главное кого-нибудь наказать!. . Я говорю: давайте назовем его хотя бы «О поощрении и наказании». Но нет, в современное церковное сознание такой баланс не укладывается, главное — всех заткнуть, напугать, наказать. В этом проявляются страхи самой церковной власти. Видимо, они интуитивно чувствуют, что без репрессий не удержат свою власть.

А вот неформальная дискуссия идет. Одна из ее точек — наш проект «Соборность», в рамках которого проходит семинар «Системные проблемы православия: анализ, осмысление, поиск решений». Недавно мы издали второй сборник, его можно скачать на нашем сайте. Это попытка систематизировать дискуссию о церковных реформах. Да, мы понимаем, что сегодня практического результата у этого разговора не будет. Но в нашей истории бывает так, что окно исторических возможностей для проведения реформ открывается совсем ненадолго. И к этому моменту нужно быть готовым, имея проект таких реформ.

Беседовал Дмитрий Колезев

Материалы по теме

Метки: Патриарх Кирилл, Православие, РПЦ, Христианство, церковь

«В политику идут неумные, прагматики, циники» — Левада-Центр

Наталья Кобызова: Согласно социологическим исследованиям, половина россиян доверяет милиции. Согласно тем же социологическим исследованиям, половина россиян не доверяет милиции. По сути, и то и другое верно, но о том, как использовать, как интерпретировать эти данные социологических исследований, мы сегодня поговорим с нашим гостем. В студии «Свободной Прессы» директор Аналитического центра Юрия Левады — Лев Дмитриевич Гудков Добрый день, Лев Дмитриевич.

Л.Г.: Добрый день, здравствуйте.

Н.К.: У нас и у вас сейчас горячая пора – выборы мэра Москвы. Эти выборы — достаточно значимые в рамках всей страны, потому что, наверняка, они зададут вектор для градоначальников других городов, вектор развития, вектор как пойти на выборы. Каковы ваши прогнозы?

Л.Г.: Тут нетрудно прогнозировать. Потому, что фактически ресурс Собянина таков, что он позволяет выиграть без больших усилий.

Н.К.: В этом как раз никто не сомневается. Интересны процентные соотношения.

Л.Г.: По последним данным, начиная с апреля по июнь, мы видим примерно одну и ту же цифру: за Собянина готовы проголосовать 45-46 процентов имеющих право голоса. А тех, кто уже определился с выборами и решил, что точно он будет голосовать, соответственно, от их числа это будет примерно 60-62 процента. То есть он побеждает в первом туре без больших усилий.

Н.К.: Но вот интересна в этой ситуации еще и явка. Все-таки выборы, назначенные и в будущем назначаемые на сентябрь, опасны тем, что будет низкая явка.

Л.Г.: Явка действительно будет ниже, чем могла бы быть. Потому что фактически отстранение Прохорова от выборов уничтожило всякую интригу. Реальным конкурентом Собянина мог быть только Прохоров. У него могло быть около 30 процентов. Тем не менее, повторю: реальная конкуренция могла быть только между ними. Устранение Прохорова привело к тому, что значительная часть избирателей не пойдут на выборы: нет кандидата, за которого они могли бы проголосовать.

Н.К.: Но вот сейчас очень многие говорят об участии Навального, которое как раз внесет и интригу, и легитимность самим выборам.

Л.Г.: Не совсем так. Навальный, конечно, яркая фигура. Действительно известность его очень большая. Но в качестве градоначальника он не рассматривается как мощная фигура. И за него готовы проголосовать от трех до чуть больше процента. Соответственно от числа тех, кто уже определился и готов к выборам – это примерно 8 процентов. Все равно это не сопоставимые цифры. Все остальные кандидаты набирают чуть меньше даже. Поэтому серьезной конкуренции Собянину нет. Собственно и предпринимаются такие усилия, чтобы создать видимость острой борьбы, столкновений мнений и прочее. Готовы даже поддержать в собирании подписей и все такое прочее.

Н.К.: Но вот это создание видимости, хотя рано говорить. Потому что еще недели три назад, может быть месяц, вы прогнозировали, что Навального вообще не допустят к выборам. И была такая ситуация, которая напоминает спектакль, где вообще-то решение зависит даже не от режиссера, а от прима-балерины.

Л.Г.: Действительно, делается все возможное, чтобы поддержать некоторые представления о честности и открытости и о том, что реальные выборы происходят. На самом деле это не так и устранение всех действительно соперников – Прохорова, Навального произвело бы крайне негативное впечатление. У избирателей появилось бы некое ощущение опять-таки нечестных, сфальсифицированных, разыгранных выборов. Подставных таких. Поэтому действительно и администрацией президента и города, делается все, чтобы создать видимость открытых честных и, наконец, справедливых выборов. Это относительно так. Только относительно. Потому что, во-первых, сроки перенесены, что вызвало большое неудовольствие среди москвичей, по крайней мере, трети из них. А это более демократическая, более либеральная, более оппозиционно настроенная часть избирателей. И именно они не пойдут на выборы, что собственно и создало этот отток от участия и падение снижение явки. Явное совершенно снижение. Поэтому относительно оставшейся части – там, конечно, усиливается число тех, кто будет голосовать за мэра нынешнего.

Н.К.: Вопрос от Ирины. Тоже как раз по выборам. Она спрашивает: чем можно объяснить такие высокие рейтинги нашей власти? Есть ли прямая зависимость успехов кандидатов от их рейтингов? И при какой обстановке в стране повышаются рейтинги левых сил?

Л. Г.:У левых сил не очень высокие рейтинги. Это все-таки проценты в лучшем случае, даже доли процента. Чем определяется рейтинги первых лиц, второго эшелона… Первых – понятно. Рейтинг Путина, хотя он и снижается за последние пять лет очень заметно, он потерял примерно треть. Максимум приходится на август-сентябрь 2008 года, докризисное время, еще война с Грузией, что тоже подняло авторитет. Тогда доверяли ему и одобряли его деятельность 87 процентов. Высшая точка. Потом начался кризис и рейтинг пополз вниз и в общем неудержимо сползает, потому что огромная часть людей утратила уверенность в том, что Путин сможет обеспечить развитие страны, рост доходов населения, как это было с 2003 по 2008 годы. Кризис, утрата доверия, возвращение его в президентское кресло на третий срок – вызвало волну такого протеста, недовольства, разочарования, и разочарования и в Медведеве. Если говорить опять-таки о структуре отношения к Путину, то она примерно такая – уменьшается число его твердых сторонников и сегодня оно не выше 15-18 процентов.

Н.К.: Это ядерный электорат…

Л.Г.: Это его ядерный электорат. Прежде всего, чиновничество, военнослужащие, часть пенсионеров. государственный сектор экономики, который, понятно, зависим, и — доверяет ему. Но, повторю, растет число недовольных им. Но тоже не очень значительное, и по последним данным это примерно 23 процента. А середина относится индифферентно примерно.

Н.К.: То есть нам все равно, кто.

Л.Г.: Но не то что все равно. Признают заслуги Путина, но относят их к предшествующему периоду. А основа этого довольно индифферентная, равнодушная масса, которая говорит: «А за кого еще голосовать?», и, может быть, он все-таки что-то сделает. И вот это соединение безальтернативности, потому что других кандидатов на горизонте не появляется с одной стороны и иллюзии, что что-то все-таки он может быть сделает – она и создает основу видимой поддержки. Это очень важная такая конструкция действительно апатия, аполитичность, отчуждение от политики – и является основой опоры нынешней системы власти. Если говорить о тех, кто рядом с Путиным… Медведев – это немножко другое… А рейтинги всех остальных – это лидеры партий в первую очередь – Зюганов, Жириновский – сейчас это 7-8-9 процентов.

Н.К.: Это даже ниже, чем на президентских выборах.

Л.Г.: На выборах происходит мобилизация. А в межсезонье между первым лицом и всеми остальными возможными соперниками — выжженное поле. Практически альтернативных фигур не возникает, и они не допускается. С чем это связано? Прежде всего, конечно, это административный ресурс. И второе – это использование информационного ресурса. Ни один из независимых политиков не попадает на телевизионные каналы.

Н.К.: Мы даже назвали эту ситуацию – информационная стерилизация.

Л.Г.: Да, это именно так. Именно так идет стерилизация, выпалывание, если хотите.

Н.К.: Тем не менее, у нас же много либерально настроенных СМИ, которые составляют площадку всем тем кандидатам, лицам, политическим игрокам, которые не попадают так или иначе…

Л. Г.: Но люди ничего о них не знают. Несопоставимо. Давайте сравним – суммарная аудитория всех печатных СМИ, даже вместе с их сайтами – максимум, это 7 миллионов человек во всех крупных городах.

Н.К.: В то время как рейтинги телевизионные…

Л.Г.: Это — 90 процентов охвата всей территории. Огромное большинство, две трети населения, это село и малые города, даже часть средних городов – они вне этого информационного контекста, где идет хоть какая-то дискуссия.

Н.К.: Это мне интересно, потому что опять те же самые социологические исследования говорят о том, что уверенных пользователей интернета становится все больше и больше…

Л.Г.: Да, но вот часто можно слышать, что есть партия интернета, а есть партия телевизора, но это неправда. Действительно, интернет очень быстро растет, стремительнейшим образом. И сейчас подключено к интернету больше половины населения – 50 с чем-то процентов по стране в целом. Но если посмотреть на частоту пользования и цели использования интернета, мы увидим что 4/5 интернета это развлекаловка, чат, скачивание фильмов, музыки.

Н.К.: Социальные сети.

Л.Г.: Да, конечно. Социальные сети. Только примерно 10-15 процентов тех, кто включен в какие-то общественные дискуссии и следит за этим, и то – это опять-таки крайне неоднородно. Интернет в этом смысле воспроизводит все точки зрения, которые существуют итак в обществе, но делает их немного более контрастными. Но, в принципе, там весь тот же спектр мнений, что и в обществе.

Н.К.: Если говорить о протестном движении, опять же по вашим словам, оно политически инфантильно. Понятно, это и слитые протесты, которые были в Москве. И отсутствие четкой программы. И отсутствие единого лидера. Но вот протест как таковой, он вообще может возродиться в России? Может привести к какому-то конкретному результату, как это было в 17 году, в 93 году? Или мы все-таки не придем к этому больше?

Л.Г.: Протест никуда не делся. Причины для недовольства существуют и усиливаются, и никуда от них не деться.

Н.К.: Но как-то латентно происходит это протестное движение сейчас.

Л.Г.: Социальное недовольство, напряжение, имеет разную природу, разные причины. И в разных сегментах общества оно разное. Есть очень широко разлитое недовольство, гораздо сильнее выражаемое в провинциях, малых городах. Это бедное население, депрессивное, которое не имеет собственных ресурсов для выхода из этой ситуации. Эти люди не могут изменить ничего – нет работы, нет у них ресурсов. Поэтому они вынуждены надеяться только на власть. Это собственно и есть базис поддержки нынешней власти. И там недовольство связано с тем, что власть постоянно и систематически сбрасывает с себя социальные обязательства. Растет платность медицины, образования, все меньше вкладывается в социальную сферу, растут тарифы на ЖКХ и прочее-прочее. И недовольство этой среды оно очень сильное. Но эти люди не интегрированы. Они разбросаны.

Н.К.: Политическое такое протестное движение не чувствует…

Л.Г.: Это малые города, даже средние города, деревня. Там нет форм политической жизни.

Н. К.: Бабушка же не пойдет с ведром…

Л.Г.: Бурчать, ворчать, ругаться – это можно. А организационных форм нет там. Они появляются, начинают появляться, хотя в очень слабой форме только в крупных городах. Но здесь недовольство совершенно другое. Здесь люди не ждут помощи от власти, поддержки от власти. Потому что здесь и более – ну, как в Москве – где больше половины людей с высшим образованием – и заработная плата здесь примерно в два, в два с половиной раза выше, чем в среднем по стране. Это более квалифицированная часть людей, добившихся успеха и собственности и положения. И в общем не считает, что она обязана или должна быть благодарна власти или государству, это люди, которые сделали себя сами. И у них претензии к власти совершенно другие. Это национальные реформы, независимость суда, поскольку без суда мы оказываемся в состоянии уязвимости, рейдерства, если речь идет о бизнесе. Они ждут реформы судебной системы, честных выборов, прозрачных, открытой конкуренции, механизмов ответственности власти перед обществом. И, конечно, свободы информации, свободы прессы, ликвидации цензуры, скрытой и прочее. Это совершенно другой тип протестов и прочее. Но нынешний спад протестных движений связан с тем, что прежние формы демонстрации, акции протеста – все эти гуляния – они не дали результата. Власть только вначале очень напугалась…

Н.К.: У нас власть разве можно напугать?

Л.Г.: Да, мне кажется, она была в какой-то момент в состоянии паники. А потом это ни к чему не приводит, потому что опять-таки нет организационных форм. Протестное движение – очень важно с моральной точки зрение. Это защита собственного достоинства у людей, которые возмущены, во-первых, тем, что у них украли голоса. Во-вторых, тем, что у них нет возможности выразить свои представления, взгляды, мнения по ряду вопросов. Что власть, вообще говоря, пренебрегает ими, и это сильнейшее чувство – необходимости защиты собственного достоинства – это и есть то, что выводит на улицы. Но моральный протест – он очень важен. Безусловно, это новая совершенно вещь. Но он не продуктивен сам по себе. Потому что нужно идти дальше – это должно преобразоваться в какую-то партийную организацию.

Н.К.: Либо уже существующую какую-то, либо…

Л.Г.: Существующие явно рассматриваются, как неудовлетворительные, неадекватные. А новые не появляются. И, собственно, это я и называю политическим инфантилизмом. Потому что для социального изменения нужна ежедневная, будничная, партийная работа. Хотя, конечно, от самого этого слова, тех, кто жил в советские времена, уже тошнит.

Н.К.: Мне казалось, что партии у нас стали появляться как грибы после принятого Государственной Думой закона о регистрации партий.

Л.Г.: Ну, это был лукавый закон. Вы же понимаете, что там были фильтры.

Н.К.: Тем не менее, они начали появляться, регистрироваться. Разного толка, разной политической направленности.

Л.Г.: Но реально для них возможности работы нет. Особенно в провинции. Кроме того, и доступ к телевидению. А это главный информационный ресурс и главное средство ознакомления с программой собственно. Много вы знаете о программе «Парнас», например? И я тоже мало знаю. Хотя программа очень хорошая, толковая, особенно социальная политика разрабатывается. Но ее никто не знает.

Н.К.: Ну, я боюсь, что в какой-нибудь деревне из Дальнего Востока бабушка не знает о существования «Парнаса».

Л.Г.: Не только бабушка. Две трети не знают о существовании такой партии.

Н.К.: Я хотела бы продолжить вот эту тему. О ваших протестных настроениях. Вы не боитесь называть главу государства трусоватым человеком, я вот прочитала и такое: нерешительным, мстительным. Вы настолько независимы, что не боитесь такие эпитеты давать главе государства? Или вы просто очень смелый человек?

Л.Г.: Нет, ну хватит бояться. Ну, немножко. Надо, но страх действительно усилился в последнее время. И я не о себе говорю, а об окружающих. Это я вижу по многим людям, с которыми взаимодействую. И по нашим опросам. Страх начнет возвращаться. Политические репрессии за последний год дали подъем страха. Диффузного страха, раздражения. Страх, который превращается в раздражение против либералов и демократов, оппозиционеров, которые воспринимаются как рабмейкеры такие . Как виновники. Даже как провокаторы. Хотя раздражение – это довольно сложные и интересные вещи для социолога и для социальной психологии. Нечистая совесть, собственный страх – он вызывает агрессию против человека, который осмеливается выступать против, и предлагать что-то. Мы же существуем в такой системе коллективного заложничества, где какое-то выступление немедленно сказывается на окружающих тебя, на близких людях. Пример – Навальный, когда уже возбуждены дела против всех членов его семьи. Это коллективное заложничество почти в крови сидит. Это советский опыт и он очень силен.

Н.К.: А вы не являетесь этим заложником? Ваша семья, допустим, является коллективным заложником вашей собственной инициативы?

Л.Г.: Мы даже не обсуждали это. Когда приходят молодые сотрудники, я говорю, вы не будете много зарабатывать – у нас не коммерческая организация, единственное, что точно вам обещаю – это свобода исследования – вы можете делать то, что вам интересно.

Н.К.: А после истории с объявлением организации иностранным агентом, у вас прибавилось осторожности в высказывании собственных, проводимых исследований?

Л.Г.: В исследованиях — нет. Как проводили, так и проводим. Потому что это машина, фабрика, обладает довольно большой инерционностью, но, конечно, среди сотрудников появились люди, которые начали говорить, что надо стать поаккуратней. Неприметными, не дразнить, отказаться от западных грантов, вообще говоря, сократить, может быть, часть острых тем. Это было.

Н.К.: А вы видите связь между проводимыми вами исследованиями, выводами и объявлением вас иностранным агентом?

Л.Г.: Прямой связи нет. Мы все-таки занимаемся научными исследованиями.

Н.К.: Вы просто попали под эту лавину? Связанную с НКО?

Л.Г.: Ситуация немножко сложнее. Идет действительно консервативный откат, реакция. Мы вступили в фазу политической реакции. Когда демонстрации протеста и рост недовольства и формирование среднего класса, городского, выражающего довольно серьезные претензии к власти. К авторитарной власти, которая стала бесконтрольной фактически, она вызывает обратную реакцию со стороны власти – давить.

Н.К.: То есть репрессивно, жестко, агрессивно…

Л.Г.: Да, и все нынешние законы, которые приняты, они направлены на это. Только при авторитарном режиме все независимые группы, центры влияния, независимо с чем бы они ни занимались, воспринимаются как угрожающие, как оппоненты, как политические оппоненты. В нормальном обществе это не предмет для политики. Политика четко определенная и четко ограниченная сфера. И это очень важно. Правовым образом. Вот политическая деятельность – везде на Западе – под ней понимается участие в партии, в работе политической партии, агитация за нее, выборы, разработка программы, членство – это одна часть. Вторая часть политической деятельность – это работа в законодательных собраниях. Участие партийных фракций в выдвижении программ развития, контроль за бюджетом и соответствие проведение политики. Контроль за бюрократией. Это все сфера политики. И все. Общественная дискуссия – это очень важная вещь, но это не область политики.

Н.К.: Но вот в том предупреждении, которое пришло к вам в мае от прокураторы, сказано, что вы формируете общественное мнение накануне и во время выборов. И поэтому вас причислили…

Л.Г.: Не во время выборов. Сказано, что вы, публикуя данные и участвуя в публичном обсуждении, выступая на радио, телевидении и в каких публичных мероприятиях, влияете на неопределенно широкий круг людей, включая возможно и органы власти. Наша уставная деятельность зарегистрирована Минюстом. Мы исследуем общественное мнение и предоставляем обществу картину этого общества. Это не политическая деятельность, мы не боремся за власть и не участвуем.

Н.К: История с политическим иностранным агентом пока не закончена для вас, точку ставить рано?

Л.Г.: Мы продолжаем как работали, так и работаем. Единственно, у нас закончились гранты, которые получили в кризисный период. Мы тогда обратились к трем фондам крупнейшим. И они поддержали нашу долгосрочную программу мониторинг – социальных и экономических процессов в стране, который идет с 93 года. На три года они дали деньги и в прошлом году это закончилось. Потом мы не стали в этой новой ситуации подавать еще раз. Поэтому, собственно, это небольшая часть в нашем бюджете – примерно, около от полутора до трех процентов в разные годы. И с этим дело и закончилось. Но мы не можем прекратить исследования, не можем прекратить публиковать их, а других источников финансирования, кроме как мы сами зарабатываем, в том числе и выполняя заказы иностранных компаний, фирм, университетов, у нас нет. Мы, конечно, и отечественные компании, университеты, организации нам заказывают, но все что мы зарабатываем, мы по нашему уставу вынуждены, мы просто обращаем на продолжение наших исследований. Финансируем свои инициативные проекты, издаем журнал, проводим конференции.

Н.К.: Можно ли говорить, что «ЛЕВАДА –центр» сейчас находится в сложном финансовом положении?

Л.Г.: Нет, это неверно. В прошлом году был очень хороший для нас год, мы почти выполнили 200 проектов, 194 было исследования. И поэтому финансовое положение у нас было как раз благоприятное. Мы не можем отказаться от партнерства выполнения заказов от работ с иностранными партнерами. Мы отказались от грантов. Это другой просто статус. Независимость стоит дорого и поэтому проблемы тут все время есть.

Н.К.: Читатель Иван спрашивает: можно ли считать нынешний российский строй авторитарным? А белорусский? И чем можно объяснить, что у более жестких политиков в большинстве случаев больше авторитета, чем у более демократичных?

Л.Г.: Во-первых, это не совсем так, что больше авторитета. Не думаю, что авторитет Рузвельта или Черчилля, или Меркель – сейчас ниже чем у Путина. Там действительно гораздо больше активная и доброкачественная поддержка. В отличие от нашей этой имитации, демонстративной лояльности, которая отражает большинство населения. Насчет авторитарного режима – безусловно, можно. И более того становится все более репрессивным. Насчет режима Лукашенко – ну, там это уже не просто авторитарный, это диктаторский режим. Я бы не назвал его авторитарным – потому что нет определенных признаков, которые заставляют считать этот режим авторитарным. Там нет такой идеологии, типа коммунистической или нацистской, направленной на строительство нового общества, формирования нового человека. На то, что характеризовало тоталитарную идеологию. Нет, это диктаторский режим. Жесткий, репрессивный очень. С капиллярным контролем. Реальная поддержка там тоже не очень высокая. Редкие исследования показывают, что временами рейтинг Лукашенко падает до 20-21 процента.

Н.К.: Почему редкие там исследования?

Л.Г.: Потому что там очень трудно проводить исследования. Нет независимых центров, они фактически изгнаны все. Часть из них переехала в Литву, кто в Польшу, и оттуда они проводят исследования, сопровождаемые массой трудностей и проблем. Есть, конечно, там официальные какие-то социологи университетские, прежде всего, но, соответственно, и доверия к ним меньше.

Н.К.: Социологи в принципе должны быть независимы?

Л.Г.: Да, конечно.

Н.К.: Мы видим, что у нас есть структуры, которые напрямую подчиняются Кремлю. Насколько можно доверять государственным социологическим центрам, и насколько их результаты отличаются от исследования независимых аналитических центров?

Л.Г.: В строгом смысле есть наука, есть консультирование. Какой-то Нобелевский лауреат сказал – либо вы консультируете правительство, либо вы занимаетесь наукой. Мы стараемся заниматься наукой

Н.К.: К вам обращаются за консультацией? Все-таки вы делаете действительно очень глубокие, обширные выводы из тех исследований, которые вы проводите?

Л.Г.: Мы принципиально не занимаемся консалтингом

Н.К.: А кто-нибудь запрашивает у вас ваши данные?

Л.Г.: Из государственных структур очень редко. Скажем, был от «Единой России», точнее от администрации Подмосковной, был заказ на предвыборные опросы в Химках. Ну, это очень небольшое исследование и больше я не припомню. Но мы, конечно, сотрудничаем с разными ведомствами, которые реализуют международные проекты. Скажем, Минэкономразвитие получает гранты от Мирового банка и устраивает конкурсы по разным темам, в которых мы участвуем и выигрываем тендеры по судебной реформе, по качеству юридических услуг. Много таких программ…

Н.К.: Но вот конкретно власть вы не консультируете?

Л.Г.: Нет, это наша принципиальная позиция. Во-первых, это разные деятельности: исследовательская и политтехнологическая.

Н,К: Но можно же параллельно заниматься этими вещами

Л.Г.: В общем, это не получается. А нынешние те службы, которые вы имеете в виду, ФОМ, ВЦИОМ и другие структуры – они проводят опросы. Но это не наука. Не наука в том смысле, что здесь нет научных исследовательских, познавательных целей. Есть социальный заказ на получение определенного рода информации. Но это не познавательная проблематика. Все зависит от мотивации, от целей того, для чего вы проводите это исследование. Наша задача все-таки – понять, как устроено это общество, как происходят в нем процессы трансформации, есть ли вообще выход из тоталитарного прошлого, или мы все время включены в это колесо такое.

Н.К.: Одна из ваших программ длится уже порядка 25 лет и называется «Советский человек». Очень интересные промежуточные выводы, потому что наверняка программа будет продолжаться. Промежуточные выводы, о том, что советский человек жив и возрождается через поколение, от дедов к внукам.

Л.Г.: Воспроизводится. Он никуда не делся, так скажем.

Н,К,: Но вот эта середина между дедами и внуками, она не советская получается.

Л.Г.: Советская! Это идея Юрия Александровича Левады, он ее придумал, он считал, что советский режим держался на одном поколении, которое сформировалось, грубо говоря, порождением 20-х годов. Когда впервые возникли советские институты, и они воспитали вот этого нового человека, который не знал, как жить, он воспитался в советском обществе. И он полагал, это была его гипотеза, что с уходом этого поколения, собственно, режим и рухнул. Отчасти оно так и было – этот опыт существования в тоталитарном государстве, что он невоспроизводим и не может быть перерождаться. И когда мы начинали проект, мы ставили задачу от собственного отслеживать уходящую натуру, уход этого человека, и как меняется. Идея была такая, что люди, которые не знали молодые поколения, которые не знали, как живется в Советском Союзе, будут освобождены от страха, оппортунизма, что это будет свободный человек, богатырь, либерал, и все. И поначалу так оно и казалось, потому что молодые образованные горожане действительно были более толерантны, более открыты миру, более активны, предприимчивы, свободны от государственной зависимости. Но уже в 94-м это было – мы повторяем через каждые пять лет эту программу – в 94 и тем более в 99-м году на фоне кризиса мы вынуждены были уже отказаться. Понять, что эти наши установки были не более чем иллюзии, что советский человек оппортунистический, научившийся жить с этим репрессивным государством, обманывая его, приспособляясь, терпя его, лукавый человек, очень ограниченный, очень тревожный, завистливый – он воспроизводится. Вне зависимости от того, были люди, жили… Потому что сохраняется большая часть института советского, они, конечно, сменили вывески, но основные институты, прежде всего центральные институты – это устройство власти, не контролируемого общества, выстраиваемая сверху вниз – это правоохранительные органы, силовые структуры, на которые власть опирается, суд, зависимый от власти, и главное – школа. Не главное, но столь же важное, как силовые структуры – они все сохранились. Соответственно, воспроизводится. Идет социализация, воспитание этого человека. И рамки, возможности для большей части людей остались теми же самими . и этот человек воспроизводится даже если он ничего не знал.

1Н.К.: В таком случае утверждение, что общество достойно того правителя, которое оно имеет, оно в общем-то верно.

Л.Г.: Я бы даже немножко переформулировал это. Действительно, общество заслуживает того правительства, которое оно готово терпеть. Большая часть людей не видит возможности изменения этого. Ему не нравится нынешний режим, особенно нынешняя ситуация резкого доверия к власти, коррупционные скандалы, дискредитация власти очень сильная. Недоверие почти ко всем институтам. Оно действительно очень высоко, сильно. Мы в этом смысле отличаемся. Но ощущение не в невозможности изменить эту ситуации при неуважении власти, оно тоже очень сильно. Поэтому 80 процентов говорит, что не хочет участвовать в политике. От политики тошнит, и если бы даже была возможность, они бы не стали участвовать в этом.

Н.К.: Такой маленький человек, который сидит у себя…

Л.Г.: Который замкнут в семейной жизни, в кругу друзей. И это поле, где он может что-то сделать, а все за рамками этого рассматривается как то, что изменить нельзя и он за это не отвечает. Вот этот маленький мирок его и соответственно готовность вступать в какие угодно сделки с властью, в коррупционные отношения, терпеть, приспосабливаться. Обманывать. Это и есть тот потенциал инерции системы, на котором собственно и строится наша жизнь.

Н.К.: Во всех нас сидит маленький советский человек.

Л.Г.: Нужен идеализм. Нужна некоторая доля вера в то, что возможна другая жизнь.

Н.К.: В верите в то, что возможна в России другая жизнь?

Л.Г.:(смеется)

Н.К.: на основании тех данных , которые у вас имеются?

Л.Г.: Без веры жить нельзя, все-таки надежда должна быть. Но материал, с которым я ежедневно сталкиваюсь, вижу, меня иногда погружает в такой глубокий пессимизм

Н.К.: На основании чего вы утверждаете, что отбор людей во власть в России специфический, даже агрессивный.

Л.Г.: Раз нет конкуренции политической, о чем мы говорили. И нет механизмов ответственности за власть, то власть всегда начинает подбирать себе удобных людей. Удобных исполнителей и лояльных ей. С каждой операцией, с каждыми выборами вы получаете все более послушный и удобный состав исполнителей, которые зависят только от власти, и наши опросы и опросы элиты они показывают резкое ухудшение этого качества. Даже внутри самой верхушки.

Н.К.: То есть они сами о себе невысокого мнения?

Л.Г: Вы не поверите, какими эпитетами они наделяют друг друга.

Н.К.: Ну расскажите!

Л.Г.: То, что они друг друга называют шпаной, бандитами, мафией, это совершенно нормально. Опросы были. Сейчас с каждым годом все труднее проводить среди чиновничества опросы… Но их недоверие друг к другу, их понимание друг друга как мафии, оно — поразительно.

Н.К.: Чудовищно. Занятный вопрос опять же продолжает эту тему, Россияне считают, что наименее талантливые идут работать в политику и в шоу-бизнес. Один процент россиян считают, что политики честны, а пять процентов, что – умные.

Л.Г.: Это опять-таки идея Юрия Александровича Левады, который выдвинул почти очевидную вещь, но она в социологии никогда не прорабатывалась. Он считал, что разные институты отбирают разные типы людей. Понятно, что летчик-испытатель у него должны быть другие психологические, физиологические характеристики, чем у профессора университета, или хирурга. Но дело не просто в психофизиологических , но и в этических качествах. И тоже более-менее очевидно, что разные сферы отбирают разные людей , по качеству в том числе и моральных

Н.К.: Априори в Государственной Думе не может сидеть честный, умный, независимый…

Л.Г.: Так считают люди. И для того, чтобы проверить. в прошлом году мы задавали вопрос – какие профессии уважаете… получился такой же результат – все, что связано с человеком, проблемами человека, оценивается гораздо выше, пользуется уважением, авторитетом и прочее, а политика рассматривается как дело грязное, корыстное, все, что связано с насилием и пропагандой – терпится, но не вызывает уважения. Поэтому врачи, научные работники, учителя, даже простые рабочие – они заслуживают внимания, бизнес рассматривается как сфера, отбирающая людей умных, но бессовестных, ловких мошенников, ничего удивительного здесь нет. А в политики идут неумные и бессовестные. Это такие циники, прагматики, воры, борющиеся за власть, за распределение места у кормушки казенной. Ну, и в общем, если что бы ни говорили, информация она подтверждает это, коррупционные скандалы на протяжении этого года идут каждый день. Нет такой сферы сегодня, где бы вот не было скандала. Милиция, Роскосмос, Минобороны, Минздравоохранение, Минобразование, Прокуратура, правоохранительные органы. Каждый день там взрывается по одной или двум минам.

Н.К.: Но вот не говорит ли этот опрос о том, подтверждая вашу теорию о советском человеке, о том, что наши люди завистливы и, может быть, они просто завидуют шоу-бизнесу, политикам? И уподобляются тем болельщикам, которые сидят за телевизором и лучше знают, как забить гол, нежели футболисты, которые играют в футбол.

Л.Г.: Действительно, завистливы. Зависть – очень мощное, непростое социальное чувство. Это механизм распределения представлений о достойном и недостойном и отчасти защита от собственной несостоятельности. Потому что завидуют тем, кто, конечно, добился какого-то очень важных вещей – денег, успеха, славы, чего хотите. С одной стороны. С другой стороны – поскольку я обычный человек не добился, то мне надо объяснить собственную неудачу. И соответственно идет дискредитация того, кто не добился. Если каналы открыты и люди участвуют на равных в конкуренции за эти позиции, за эти блага. То как это в рыночной экономике – в представительской демократии – то это не вызывает особых напряжений, хотя и там политика тоже воспринимается весьма неоднозначно. И бизнес крупный тоже. Но, тем не менее, там это не так остро. А у нас, поскольку есть собственность, доступ к собственности, прежде всего государственной, связан с коррупцией, неформальными связями, блатом, капитализмом для своих, то весь успех воспринимается как очень сомнительный и нелегитимный, поэтому действительно вот эти коррупционные скандалы работают, конечно, и на подтверждение этой зависти, с одной стороны. А с другой стороны на то, чтобы отделить себя от них. И это важный момент, но он еще и парализует возможность собственного участия.

Н.К.: Вот все-таки возвращаясь к вашей теории советского человека. Мне бы хотелось спросить – а проводили ли вы, или ваши коллеги подобные исследования – поведения типов в других странах? Например, тип человека в Америке? Тип человека в Японии? Чем они отличаются от советского типа.

Л.Г.: Советский человек это, конечно, идеальная конструкция, это не всеобщая конструкция, это человек, сформировавшийся в условиях советского времени, советского режима и научившийся уживаться, еще раз говорю – обманывая, приспосабливаясь, боясь перед репрессиями. Человек очень недоверчивый и враждебный к окружающему миру, который воспринимается как угрожающий прежде всего – этот тип человека сложился в определенных условиях, но он не этнический. Нельзя сказать, что советский человек это русский человек. Потому что точно такой же тип зафиксировали социологи, которые проводили сравнительные исследования, скажем, в Германии. Система одна и та же. Вне зависимости от национального характера, национальных традиций. Появляется этот человек, воспитанный в условиях тотальной бюрократии, ждущий от власти помощи, инфантильный. Непредприимчивый, пассивный.

Н.К.: Условно назовем это типологией советской. Но есть еще какие-то другие типы?

Л.Г.: Конечно, есть. Левада считал, что этот тип – человек должен сравниваться не с этническими характерами, а с другими антропологическими типами, как тип предпринимателя, тип миссионерами, или другими такими социальными характерами. Не совсем это точно будет.

Н.К.: У нас сформировался небольшой, но все-таки слой предпринимателей, более активных, образованных людей. Предприимчивых людей. 4-7% — это не совсем средний класс, но можно и так сказать. По вашим же вопросам к среднему классу себя относят порядком 60 процентов россиян.

Л.Г.: Тогда надо уточнить, что такое средний класс. Когда мне задают – какое положение вы занимаете? Представьте себе лестницу из десяти ступенек, на которую бы вы себя поставили?

Н.К.: Я бы, конечно, хотела себя поставить… Но ставлю посерединке.

Л.Г.: Вот 60 процентов и ставят себя. Является ли это средним классом? Нет.

Н.К.: Но есть же финансовая градация – как отнести себя по доходу – к среднему классу относишься ли ты или нет?

Л.Г.: Если брать западный критерий, потому что западный критерий среднего класса – они совершенно определенные. Это не финансовые характеристики, и не даже статусные характеристики, не образовательные. Хотя все это взаимосвязано. Это, прежде всего, самоопределение человека. Люди, которые добились сами себе – благодаря образованию, не благодаря наследству и богатству, а благодаря образованию, квалификации, усилиям. И оказывается, что именно эти люди в сегодняшнем западном обществе составляют относительное большинство. Середку.

Н.К.: Вот тогда мне непонятно. Вы говорите, что у нас очень много относят людей к среднему классу, но таковыми не являются. При этом вы сейчас говорите, что средний класс это те, кто сами себя так определяют?

Л.Г.: Средний класс — по ценностям и установкам своим. По убеждениям. «Я добился успеха в этом смысле и соответственно мои представления о мире правильные».

Н.К.: Я же тоже могу утверждать , что я средний класс, таковым не являясь на самом деле, утверждаю, что мои ценности правильные.

Л.Г.: Такого нет у нас.

Н.К.: То есть люди у нас не готовы утверждать, что их ценности базовые, моральные, материальные — они идеальны…

Л.Г.: Нет. Они не являются. Они не рассматривают себя как самодостаточную группу. Или даже массу.

Н.К.: Тогда по каким критериям у нас люди определяются как средний класс?

Л.Г.: Мой один соавтор и коллега называл это эффектом авоськи. В авоське, как вы ни кладите вещи, они все равно сваливаются в какую-то кучу и в серединке, такое округлое что-то получается, каплевидное. Средний – это значит такой, как все.

Н.К.: Опять же та же самая теория советского человека.

Л.Г.: Совершенно точно. Ориентирующийся на такой, как у всех.

Н.К.: А можете дать прогноз? Выполнима ли поставленная Путиным и Медведевым задача – к две тысяча какому-то там году увеличить средний класс до 60 процентов…

Л.Г.: Аабсолютно нереально. Чисто декларативное… Давайте разберем. Когда это было поставлено? В эпоху путинской стабильности. Потому что по рецептам западной социологии наши политтехнологи сказали, что эти люди, которые добились успеха, благополучия, они не склонны к революции, они и есть средний класс, они основа стабильности. Помните эту эпоху стабильности? Поэтому надо довести это до 60 процентов…У нас средний класс перестал расти, идет некоторое его сокращение. Налоги, медленное вползание в ситуацию экономической стагнации С января этого года 300 тысяч индивидуальных предпринимателей прекратили свое существование. Они исчезли, ушли в тень.

Н,К,: Читательй. Алексей Неустроев спрашивает – как вы свои подсчеты делаете? Какой дорогой ходят ваши анкетчики? Ни разу не встречал.

Л.Г.: Выборки маленькие. Но они достаточны для того, чтобы получить репрезентативную картину населения. Это очень важно. Как проводится социологическое исследование. Для опроса, прежде всего, разрабатывается выборка – модель населения, перепись, может быть списки избирателей, или домовые книги, вот качества исходной статистической базы определяет и качество проводимых исследований. А дальше путем процедур случайного отбора намечается собственно…

Н.К.: Ваши сотрудники звонят людям, или стучатся в квартиры, встречают на улице? Как я могу попасть в число респондентов ваших?

Л.Г.: У нас большая часть – фейс ту фейс. Интервью. От лица к лицу. Отбор строится – выборка, соответственно отбираются либо точные адреса, которым мы идем. Самое важное – это выдержать принцип случайности отбора, чтоб на него не повлияло. Это не всегда получается, потому что всегда в крупных городах, богатых домах двери на запоре, консьержка.. и так далее.

Н.К.: Еще есть вопрос от Юлии. Однажды мне встретилась интересная статья, где изучался вопрос страха. Чего мы боимся больше, чего меньше. Занимался ли ваш центр в последнее время изучением этой темы, если да, то какие результаты?

Л.Г.: Да, это наша постоянная тема. И я даже писал много о страхах, как рамке понимания реальности. Страхи действительно меняются. Хотя, в общем, уровень их очень высок у нас. Я уже говорил – именно из-за того, что крайне низкий уровень доверия, то очень высока степень тревожности, незащищенности. Структура страха такова. Она почти не меняется. Страх – это форма выражения того, что важно для человека. Это не реакция, не психологическая реакция, а именно способ фиксации того, что важно. Поэтому больше всего люди боятся за детей и за близких, за здоровье близких. Эта высокая степень тревожности оборачивается постоянной тревогой особенно у женщин, что там с близкими и детьми. Второе – это страх нищеты. Негарантированное существование. На третьем, четвертом – немножко меняется – это диффузные, фоновые страхи, страхи болезней, эпидемий, землетрясений, стихийных бедствий. Понятно, что мы не находимся в зоне повышенной термо или сейсмической опасности. Это проекция собственной неуверенности, беспокойства на реальность. Это иррациональный страх, фоновый такой, а дальше вполне конкретные страхи – перед произволом администрации или власти, страх перед преступниками, страх перед полицией, страх массовых репрессий, страх унижения очень высокий. Публичных унижений, оскорблений, потому что попадая в публичную среду, вы всегда чувствуете незащищенным от хама от какой-то склоки в вагоне метро или на улице, и прочее. Это и есть постоянные, очень высокие уровни страха. Ну, и есть, конечно, еще вполне локальные какие-то страхи, уже связанные с определенным районом, местностью.

Н.К.: Лев Дмитриевич, а вы сами чего больше всего боитесь?

Л.Г.: Не знаю даже. Сейчас я уже в таком возрасте, что особенно бояться уже нечего.

Н.К.: Спасибо большое, что пришли к вам, спасибо, за то, что ответили на вопросы мои и наших читателей. Благодарю за беседу.

Брежнев: как стабильность превратилась в застой

• <a href=http://www.bbc.co.uk/russian/topics/blog_krechetnikov><b>Артем Кречетников</b></a>
• Би-би-си, Москва

9 ноября 2012

Обновлено 10 ноября 2012

Автор фото, RIA Novosti

30 лет назад, 10 ноября 1982 года, умер Леонид Брежнев, возглавлявший КПСС и, сначала de facto, а потом de jure Советский Союз 18 лет и 27 дней.

Кончина Брежнева была легкой. Всего тремя днями ранее он еще стоял на трибуне Мавзолея во время ноябрьского парада, а потом просто уснул и не проснулся. Обслуга на даче «Заречье-6» обнаружила тело около 9 утра.

Официально о смерти лидера объявили спустя 36 часов, в выпуске программы «Время» 11 ноября.

Разумеется, слухи поползли раньше. Иностранные корреспонденты заподозрили неладное, заметив, что в правительственных зданиях в ночь с 10 на 11 ноября до рассвета не гасли окна.

Идейный консерватор

Брежнев покинул этот мир, осыпаемый насмешками, а в середине нулевых годов, по данным опросов, оказался самым популярным правителем России в XX веке.

«Основной стон и вопль большинства: «Не мешайте нам жить, как мы привыкли!» — писал Максим Горький.

Брежнев выражал это настроение последовательно и осознанно.

При нем советское общество оказалось в системном кризисе. Разговоры о коммунизме и мировой революции окончательно перестали восприниматься всерьез. Неэффективность плановой экономики сделалась очевидной. И хлеб, и технологии приходилось закупать на «загнивающем» Западе.

Брежнев принципиально не замечал всего этого. Способный политический тактик и психолог, он не любил, а главное, не желал мыслить глобально и заглядывать далеко вперед. Будь он средневековым рыцарем, наверное, выбрал бы своим девизом слова: «Не буди лихо, пока оно тихо!»

«Все помнят беспомощного старика, которого куда-то ведут под руки, а он был, бесспорно, талантливый руководитель. В середине 1970-х годов мы вместе с Николаем Иноземцевым, Георгием Арбатовым, Александром Бовиным, Абелом Аганбегяном работали над материалами к очередному съезду КПСС. Уже тогда говорили об ускорении научно-технического прогресса и хозрасчете, а Брежнев, получив очередную порцию бумаг, бывало, шутил: «Ну, что тут мои социал-демократы понаписали?» То есть он понимал, куда мы клоним, и, похоже, ничего не имел против», — делился воспоминаниями с Русской службой Би-би-си экономист Гавриил Попов.

Но придворные либералы зря торжествовали. В практических делах Брежнев был убежденным и последовательным консерватором.

На само слово «реформа» применительно к СССР много лет существовало негласное табу. Чтобы избежать вопросов: «Когда же будет коммунизм?» придумали понятие развитого социализма. Мы уже построили самое совершенное общество в мире, да и все тут!

О «полном социализме» первым заговорил коммунистический вождь ГДР Вальтер Ульбрихт. Бывший сотрудник международного отдела ЦК историк Михаил Восленский вспоминал, как один из коллег, явно транслируя мнение верхов, говорил ему: «Идея хорошая, но выступить с ней должен советский руководитель!»

Чтобы создать впечатление нового слова в марксизме-ленинизме, слово «полный» заменили сначала на «зрелый», а затем на «развитой».

Вообще же Брежнев чуждался любой теории и отвлеченных рассуждений, по его собственным словам; не пытался делать вид, будто читал Маркса, и ко всем вопросам подходил практически. Для рутинной работы это было, может, и неплохо, для определения стратегии развития — явно нехорошо. Но такой задачи он перед собой и не ставил.

Земной человек

В характере Брежнева было немало привлекательных черт. Он не был жесток и мстителен и сделал намного меньше зла, чем позволяло его положение. Он жил сам и давал жить другим. Он любил жизнь с ее маленькими радостями: дружескую компанию, вкусную еду, охоту, быструю езду, а, по многим свидетельствам, и женщин. В авторитарной стране лучше иметь такого лидера, чем безжалостного к себе и окружающим сухого идейного фанатика.

Слова Пушкина о Екатерине II: «Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает удивления потомства. Ее приветливость привлекала, щедроты привязывали» относятся к Брежневу на сто процентов. Он умел быть приятным и приобретать друзей.

Много лет он каждый день не жалел часа-полутора на то, чтобы по очереди обзванивать секретарей обкомов, расспрашивая о видах на урожай, здоровье и внуках. Все, что ему нужно, генсек мог узнать и так, но дорого внимание.

И с маленькими людьми Брежнев не был заносчив. Его любили охранники, водители и обслуга.

Боярский царь

Правление Брежнева покоилось на двух китах.

С народом он заключил негласный договор: позволил думать о личном благополучии, работать вполсилы, попивать и тащить с производства, что плохо лежит, — в обмен на внешнюю лояльность. Пропаганда лишь для порядка продолжала периодически напоминать о заветах Павки Корчагина и о том, что «в жизни всегда есть место подвигу». На самом деле, в жизни не осталось места не только подвигу, но и просто неординарному поступку.

Частная инициатива по-прежнему пресекалась, но самопожертвования и сверхусилий советская власть больше не требовала. Жизнь катилась по накатанной колее и стала абсолютно предсказуемой. Люди не ждали перемен к лучшему, но знали, что и хуже, чем есть, не будет.

Многих это устраивало, после того как советская власть полвека что-то постоянно ломала и переделывала.

Номенклатуре Брежнев гарантировал неприкосновенность, практическую несменяемость и возможность передавать свое положение по наследству. Мечта верхов «себе полегчить» после сталинских и хрущевских перетрясок осуществилась, и они сплотились вокруг Брежнева, как старая гвардия вокруг трона Бонапарта. Даже когда Брежнев стал явно неадекватен и перестал чем-либо управлять, окружение хотело одного: чтобы жил этот человек вечно!

«Вы только живите и ни о чем не беспокойтесь. Соратники у вас крепкие, мы не подведем», — заявил Юрий Андропов, когда в очередной раз заболевший генсек заговорил об отдыхе.

Автор фото, RIA Novosti

Подпись к фото,

При Брежневе в СССР было коллективное руководство

Власти у Брежнева было меньше, чем сегодня у Владимира Путина. Ему пришлось ждать 13 лет, чтобы присовокупить к должности генсека высший государственный пост, и 16 лет, чтобы продвинуть в премьеры своего ставленника Николая Тихонова. Он не мог назначить преемника, которым в результате стал не близкий к его семье старый друг Константин Черненко, а Юрий Андропов.

Но Брежнев к единоличной власти не стремился. У него была другая сверхзадача: умереть на посту. С ней он успешно справился, помаленьку выдавив из политбюро всех сколько-нибудь амбициозных и перспективных людей и окружив себя такими же больными стариками, как он сам.

О том, что это была не случайность, а продуманная политика, свидетельствует разговор с Тодором Живковым.

Болгарский лидер вознамерился отправить на пенсию двух членов своего политбюро, впавших в полный маразм.

«Я бы на вашем месте этого не делал, — сказал Брежнев. — Чем они вам мешают? Молодые члены политбюро будут создавать беспокойную обстановку».

Архитектор разрядки

В отличие от большинства коллег, которые во время войны чем-то руководили и воспитывали народ в духе беззаветного патриотизма в глубоком тылу, Брежнев прошел фронт «от звонка до звонка». Конечно, он не бежал под огнем в атаку и не встречал немецкие танки со связкой гранат, но ужасы войны знал не понаслышке.

Оказавшись на высших постах, он часто говорил, что у него две главные заботы: хлеб и мир.

Восточную Европу Брежнев, судя по всему, считал законной советской территорией по праву победителя.

За несколько месяцев до Пражской весны он сказал советскому послу в ЧССР Степану Червоненко: «Если мы потеряем Чехословакию, я уйду с поста генерального секретаря!»

Более развернуто советский лидер изложил свои взгляды на встрече с Александром Дубчеком и его коллегами в Москве уже после вторжения: «Чехословакия находится в пределах тех территорий, которые в годы войны освободил советский солдат. Границы этих территорий — это наши границы. И так будет всегда».

Когда на Западе нарекли эту концепцию «доктриной ограниченного суверенитета», в Москве возмутились и назвали сам термин антисоветской клеветой.

Автор фото, RIA Novosti

Подпись к фото,

Лицом к лицу с Америкой

По воспоминаниям кремлевских инсайдеров, о переделе мира неустанно думали Юрий Андропов и другие члены руководства. Брежнев же был внутренне готов зафиксировать статус-кво, оставив тезис о «торжестве коммунизма во всемирном масштабе» для внутренней пропаганды.

Брежнев не питал иррациональной неприязни к Западу, с удовольствием туда ездил и общался с иностранными лидерами, любил американские машины, сигареты «Мальборо» и обращение «Господин президент», а в своем кругу однажды сказал, что с юности мечтал подняться на Эйфелеву башню.

Историк Леонид Млечин цитирует разговор, который, как он утверждает, состоялся между генсеком и министром иностранных дел Андреем Громыко вскоре после неудачной для арабов войны 1973 года. Брежнев сказал, что надо установить на Ближнем Востоке прочный мир, приняв участие в международных гарантиях границ Израиля и «в свое время» установив с ним дипломатические отношения. На возражения Громыко — мол, арабы обидятся — ответил: «Мы дали им технику, новейшую, а они опять драпали и вопили, чтобы их спасли. Мы за них воевать не будем. Затевать мировую войну из-за них не собираюсь».

Однако в жизнь эти мысли не воплотились. Брежнев понимал ограниченность своих возможностей формировать внешнюю политику и не желал конфликтовать с окружением.

Когда накануне XXV съезда КПСС в начале 1976 года советники Брежнева писали для него в Завидово отчетный доклад, он неожиданно заговорил с ними о разрядке: «Не всем эта линия нравится. Не все согласны».

Помощник генерального Александров-Агентов попытался утешить шефа: мол, в СССР живут 250 миллионов человек, всегда кто-то чем-то будет недоволен. Брежнев отмахнулся: «Не крути, Андрюша. Ты знаешь, о чем я говорю. Несогласные не там где-то среди двухсот пятидесяти миллионов, а в Кремле!»

В 1976 году здоровье Брежнева резко ухудшилось. Внешнюю политику взяла в свои руки консервативная тройка: Андропов-Устинов-Громыко.

«Леонид Ильич тяжело переживал гибель разрядки — своего любимого детища, но поделать уже ничего не мог», — вспоминал зам завотделом международной информации, впоследствии секретарь ЦК Валентин Фалин.

По данным историков, именно Андропов и Устинов втянули СССР в афганскую войну. Важную роль сыграл также будущий член ГКЧП Владимир Крючков, возглавлявший тогда советскую разведку.

Обойтись без согласия генсека было все-таки нельзя. «Ястребы» смогли привлечь его на свою сторону после убийства в Кабуле афганского лидера Нура Мухаммеда Тараки, к которому Брежнев относился сердечно и не раз заверял в своей поддержке.

«Кто теперь поверит Брежневу?» — сокрушался он.

Осень патриарха

Самому могущественному правителю и самому ловкому политику не дано победить природу.

С возрастом достоинства Брежнева обернулись недостатками: снисходительность — попустительством, жизнелюбие — сибаритством, пристрастием к лести и побрякушкам.

По мнению Леонида Млечина, окружение сознательно культивировало в нем эти черты: пусть забавляется и не мешает нам жить в свое удовольствие.

Утратив всякую самокритичность, Брежнев не только издал мемуары, сочиненные не им, но и не возражал, когда его публично называли великим писателем и присудили Ленинскую премию по литературе.

Пройдя войну политработником, присвоил себе в 1977 году маршальское звание, появился на встрече с однополчанами по 18-й армии в новеньком мундире и с явным удовольствием заявил: «Вот, дослужился!»

Этого показалось мало, и Брежневу вручили высший полководческий орден Победы, положенный по статуту за успешное проведение фронтовых операций. После смерти его лишили этой награды — единственный раз в истории.

Наряду с Георгием Жуковым, он стал четырежды Героем Советского Союза, а считая еще и звание Героя Социалистического Труда — единственным обладателем пяти золотых звезд. «Хорошо, что грудь широка!» — иронизировали граждане.

Перед визитом в ФРГ Брежнев засомневался, стоит ли появляться в Европе с таким иконостасом. «А чего тебе стесняться честно заработанных наград?» — ответил Громыко.

Впоследствии много говорили о чудовищной коррупции при Брежневе, хотя с позиций сегодняшнего дня те истории напоминают детские шалости. Ну, что особенного позволяла себе его дочь Галина? Подумаешь, носила бриллианты и платья от Кардена!

Последние годы Брежнев, как шутили в народе, «правил, не приходя в сознание».

Старческих болезней у 75-летнего генсека хватало. Упоминалась, в частности, вялотекущая лейкемия. Тем не менее, сложно сказать, от чего, собственно, он умер.

Автор фото, RIA Novosti

Подпись к фото,

«Какое время было, блин! Какие люди, что ты! О них не сложено былин, зато остались анекдоты»

По имеющимся данным, началось с обычной старческой бессонницы. Брежнев уверил себя, что продолжительный и крепкий сон — залог здоровья и стал злоупотреблять сильными успокаивающими и снотворными препаратами, вызвавшими общее ослабление организма, провалы в памяти, утрату координации и расстройство речи.

Брежнева политически убивало телевидение. В прежние времена его состояние можно было бы скрывать, но в 1970-х годах избежать регулярного появления на экране, в том числе, в прямом эфире, было невозможно, хотя телевизионщики старались, как могли.

29 сентября 1982 года на торжественном заседании в Баку Брежнев начал зачитывать речь, вместо «Азербайджан» произнес «Афганистан», увидел, что происходит что-то не то и принялся извиняться.

Оказывается, ему по ошибке дали текст, предназначенный для другого случая. Референты бегом принесли и положили на трибуну новые листки. Все это время камеры показывали бешено аплодирующий зал.

Явная неадекватность лидера в сочетании с полным отсутствием официальной информации вызывала крайне негативную реакцию общества. Вместо жалости к больному человеку народ откликнулся насмешками. Наряду со шкодливым Вовочкой и Василием Ивановичем Чапаевым глава государства сделался персонажем многочисленных анекдотов.

В 1970-е годы был анекдот: поезд «Россия» остановился — путь впереди разобран. Лидеры пытались решить проблему по-разному. Брежнев велел всем плотнее закрыть шторы на окнах и ритмично покачиваться, приговаривая: «тук-тук».

Такую жизнь можно называть стабильностью или застоем. Сначала общество, уставшее от полувека революционной ломки, было благодарно Брежневу. А потом пресытилось стабильностью до тошноты. «Перемен, мы ждем перемен!» Одни мечтали о западной свободе, другие — о ленинской справедливости или сталинском порядке, но даже в КГБ заговорили о том, что дальше так жить нельзя.

Самым популярным сделался другой анекдот: о сантехнике, который пришел в здание ЦК и объявил: «Тут надо менять всю систему!»

По мнению многих, история сейчас повторяется.

Брежнев и Путин

В первую половину «царствования» у Брежнева были косыгинская экономическая реформа и разрядка. И у Владимира Путина имелись идеи и цели, как бы к ним ни относиться: удвоение ВВП, реформы электроэнергетики, армии и образования, монетизация льгот, национальные проекты, «материнский капитал», нанотехнологии, замирение Чечни, «равноудаление олигархов».

Сегодня Кремль, как в конце 1970-х годов, живет и нации предлагает жить по принципу: «Лишь бы хуже не было».

Сравнения современной России с брежневским СССР начались еще в нулевые годы: усталость от социальных экспериментов, заоблачные нефтяные цены, отсутствие реальной политики и «чувство глубокого удовлетворения». А уж после съезда «Единой России» в сентябре прошлого года, где Владимир Путин объявил о намерении баллотироваться вновь, они пошли потоком.

Особенное внимание привлек тот факт, что к концу третьего срока Путин отработает как раз «брежневские» 18 лет. А с учетом его возраста, теоретически и это не предел.

Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков в ответ заявил, что Брежнев «был огромным плюсом для страны».

Сейчас президент и его окружение эту тему не затрагивают. Вероятно, понимают, что при изменившемся за последний год состоянии умов сравнение с Брежневым — не плюс.

В 2008 году, решив не менять конституцию и выдвинув в преемники Дмитрия Медведева, «национальный лидер» произнес знаменитую фразу про «раба на галерах» и далее высказался в том духе, что, мол, власть — наркотик, человек сам понимает, что вредно, а отказаться не может, но он не таков.

Дальнейшие события показали, что Владимир Владимирович, мягко говоря, несколько лукавил.

Пример Брежнева и многих других доказывает, что держаться за власть слишком долго — самый верный способ не войти, а влипнуть в историю. Политик, как спортсмен, должен уйти вовремя.

«Ушел бы Никита Сергеевич на пенсию, мы бы ему золотой памятник поставили», — сказал член политбюро Александр Шелепин зятю Хрущева Алексею Аджубею.

Примерно так же говорили о Брежневе.

Возможно, и Путин заслужил бы памятник, если бы стабилизировал страну после переходного периода, а затем заложил в России традицию демократической смены власти.

Но он предпочел сиюминутное вечному.

Рейтинг стран мира по уровню демократии — Гуманитарный портал

Индекс демократии стран мира (The Democracy Index) — это глобальное исследование и сопровождающий его рейтинг стран мира по показателю уровня демократии. Индекс рассчитывается по методике британского исследовательского центра Economist Intelligence Unit (аналитическое подразделение британского журнала Economist), основанной на комбинации экспертных оценок и результатов опросов общественного мнения из соответствующих стран. Исследование проводится с 2006 года и публикуется раз в два года.

Индекс демократии измеряет уровень демократии внутри государства и основан на методологии экспертных оценок и результатах опросов общественного мнения из соответствующих стран, характеризующих состояние 60 ключевых показателей, сгруппированных в пять основных категорий:

Индекс составлен из 60 ключевых показателей, сгруппированных в пять основных категорий, которые характеризуют состояние демократии внутри государства:

1. Избирательный процесс и плюрализм.
2. Деятельность правительства.
3. Политическое участие.
4. Политическая культура.
5. Гражданские свободы.

В итоговом рейтинге все государства ранжируются на основе Индекса демократии и классифицируются по типу режима власти четырьмя категориями:

1. Полная демократия.
2. Недостаточная демократия.
3. Гибридный режим.
4. Авторитарный режим.

Подробное описание методологии формирования Индекса и источников данных для него приводится в докладе, который публикуется по результатам очередного сравнительного исследования. Следует отметить, что организация не указывает ни самих экспертов, ни их количество, являются ли эти специалисты сотрудниками Economist Intelligence Unit или независимыми учёными. Очевидно, по ряду этих причин доклады серии «Democracy Index» никогда не были представлены в каком-либо академическом контексте и практически не используются в качестве источников данных для научных исследований.

Авторитарные режимы стремятся воспользоваться пандемией коронавируса

Пандемия COVID-19 и связанный с ней экономический кризис окажут глубокое влияние на мир, включая потенциальные угрозы демократии как внутри страны, так и за рубежом. Подробнее о том, как Соединенным Штатам следует реагировать на угрозы демократии внутри страны, см. Брайан Катулис и Тревор Саттон «Не позволяйте реакции США на кризис с коронавирусом нанести больший ущерб демократии».

Пандемия COVID-19 активизирует усилия авторитарных правительств, поскольку режимы усиливают свою хватку у себя дома, используя возможность продвигать свою повестку дня за рубежом.За последние несколько лет автократические правительства стали по своей природе все более напористыми. Нелиберальная и недемократическая модель правления, которую отстаивают в первую очередь Россия и Китай, похоже, набирает обороты, особенно когда Соединенные Штаты и другие демократии обращаются к себе, чтобы справиться с внутренними проблемами. Как свидетельствовал бывший генеральный секретарь НАТО Андерс Расмуссен в Палате представителей США в феврале 2019 года: «Тирания снова пробуждается ото сна». Эта напористость не ограничивается национальными границами; только в прошлом году U.S. Intelligence Community предупредило, что «Россия и Китай стремятся формировать международную систему и динамику региональной безопасности и оказывать влияние».

Помимо серьезных последствий для граждан каждой соответствующей страны, если эта тенденция сохранится, это может привести к опасному новому уровню конкуренции между мировыми державами именно в то время, когда им необходимо работать вместе для борьбы с глобальной пандемией и другими возникающими угрозы.

Существует три четких тенденции в том, как авторитарные государства отреагировали на COVID-19 способами, которые могут иметь разветвления, которые продлятся далеко за пределами ответа на пандемию: консолидация власти внутри страны; стремление к геополитическому преимуществу в условиях кризиса; и пытается ослабить демократию изнутри.

Усиление дома

Автократические режимы, хотя внешне кажутся сильными, часто бывают хрупкими. Их лидеры постоянно беспокоятся о стабильности режима. Такой кризис, как пандемия COVID-19, дает таким лидерам возможность консолидировать власть и усилить контроль над страной.

Вспышка COVID-19, в частности, представляет собой уникальное сочетание обстоятельств, которое созрело для эксплуатации. Поскольку страхи достигли рекордно высокого уровня, люди ищут лидеров, которые наведут спокойствие и порядок.И в условиях кризиса такого масштаба люди хотят быстрых, надежных и всеобъемлющих национальных ответных мер, которые может обеспечить только сильное правительство. Усилия стран по отслеживанию распространения вируса также привели к сбору огромного количества личных данных. Например, отслеживание смартфонов может иметь решающее значение для законной причины отслеживания распространения вируса, но в чужих руках эти полномочия могут легко привести к злоупотреблению гражданскими свободами. Между тем, резкой реакции внутри страны или со стороны международного сообщества вряд ли будет.Массовые протесты или демонстрации либо запрещены, либо законно поставят под угрозу здоровье людей, а мировые лидеры и мировое общественное мнение поглощены COVID-19, что дает автократам возможность принимать меры, которые в противном случае были бы решительно осуждены.

Честолюбивые лидеры в странах с приходящей в упадок демократии по всему миру наращивают свою мощь в условиях кризиса. И Виктор Орбан из Венгрии, и Родриго Дутерте из Филиппин добивались широких полномочий для борьбы с распространением COVID-19, которые их законодательные органы послушно предоставили даже на фоне критики со стороны правозащитных групп и активистов.Возможно, нигде захват власти не был яснее, чем в Москве, где президент России Владимир Путин объявил, что он будет президентом на неопределенный срок. Вот уже несколько месяцев, как предпринимаются деликатные усилия по принятию сложной серии конституционных поправок, которые позволят реструктурировать российское правительство с целью сохранения президента Путина в качестве центральной политической силы в стране. Пакет был тепло встречен общественностью, и позднее в этом месяце был проведен референдум, но с тех пор Путин отказался от любых предлогов, даже упомянув COVID-19 как причину, по которой на верхушке правительства должна быть стабильность.

Российское правительство также усилило свои возможности наблюдения в связи с новым обоснованием введения карантина. Это включает усовершенствования в программном обеспечении распознавания лиц, привязанном к сети камер, чтобы ловить людей, нарушающих карантин. Только в Москве таких камер 178 тысяч, в этом году планируется установить еще 9 тысяч. Также продолжаются операции по мониторингу социальных сетей на предмет распространения ложной информации о вспышке.

Автократические правительства могли бы легко использовать эти новые инструменты вне борьбы с пандемией в будущем, чтобы укрепить свою власть и подавить инакомыслие.

В поисках геополитического преимущества в условиях кризиса

Современные авторитарные режимы доказывают своему народу, что их модель правления сильнее и лучше подходит для решения крупномасштабных проблем, чем так называемые беспорядочные демократии. Это авантюра, в которой люди готовы отказаться от некоторых своих свобод ради защиты, которую может предложить могущественная государственная структура. Режимы нацелены этой пропагандой не только на своих избирателей, но и на международную аудиторию, стремясь заручиться поддержкой страны и ее системы управления.На фоне такой масштабной глобальной угрозы, как COVID-19, когда необходимо сильное центральное правительство, авторитарные правительства пытаются продвигать этот нарратив.

Китай упорно трудился над тем, чтобы превратить свой имидж на мировой арене из источника глобальной вспышки в способную и доброжелательную мировую державу, способную бороться с распространением инфекции в пределах своих границ и оказывать помощь пострадавшим странам по всему миру. Теперь, когда вирус продолжает свой разрушительный путь в Италии и распространяется по Европе и США, Китай использует кризис в попытке создать прочную политическую валюту.Глобальная реакция на помощь Китая в трудную минуту была заметной. Министр внутренних дел Чехии Ян Хамачек заявил, что Китай — «единственная страна, способная поставлять в Европу такие объемы». Президент Сербии еще сильнее обнял его, поцеловав китайский флаг и сказав: «Я верю в своего брата и друга Си Цзиньпина и верю в помощь Китая», назвав европейскую солидарность «сказкой на бумаге». Однако это далеко не универсальная точка зрения в Европе, поскольку и правительства, и граждане выражают мнение, что авторитарная система Китая несовместима с институтами Европейского Союза.Некоторое китайское оборудование было возвращено из-за дезертирства, что делает реальную возможность обратной реакции против Китая.

Между тем Кремль также активно занимается связями с общественностью. Президент Путин назвал низкий уровень инфицирования в России результатом быстрого реагирования, позволившего сдержать распространение. Москва также поддерживает своих стратегических союзников за рубежом. На прошлой неделе российская армия начала доставлять медицинскую помощь в Италию, чтобы помочь в борьбе со вспышкой болезни, в знак доброй воли, который Москва назвала «Из России с любовью».«В течение последних нескольких лет Россия уже поддерживала тесные связи с Италией, одним из основных членов НАТО и ЕС, даже прося помощи у Рима в снятии санкций ЕС в связи с аннексией Крыма. Этот жест, скорее всего, не будет забыт, когда в следующий раз ЕС потребуется повторно санкционировать эти санкции. Совсем недавно Москва совершила шокирующий поступок, направив полный самолет медицинской помощи в Соединенные Штаты, у которых есть свои санкции в отношении России. Фактически, компания, которая производила российские вентиляторы, находилась под руководством У.Санкции С. с 2014 года — информация, которая, несомненно, будет использована в будущих усилиях по снятию санкций.

Попытка ослабить демократию изнутри

Как и в течение нескольких лет, авторитарные режимы все чаще распространяют дезинформацию через границы, используя как государственные СМИ, так и социальные сети. Как правило, цель таких кампаний дезинформации — использовать открытую информационную среду в демократических странах, чтобы ослабить их предполагаемых противников изнутри, сея раздор и раздор среди населения.Они делают это, продвигая теории заговора, усиливая ненавистническую и разжигающую риторику и вмешиваясь в выборы, как на президентских выборах в США в 2016 году. Значимость, серьезность и масштабы вспышки COVID-19 являются хорошей мишенью для эксплуатации. И это именно то, что было сделано.

В ходе внутреннего анализа дезинформационный проект Службы внешних действий ЕС, EUvsDisinfo, показал, что «в российских государственных СМИ и прокремлевских СМИ продолжается масштабная дезинформационная кампания в отношении Covid-19.Согласно отчету, прокремлевский контент продвигал теорию заговора о том, что вирус был создан Западом. Это сообщение перекликалось с кампанией дезинформации 1980-х годов, которая распространила теорию заговора о том, что военные США изобрели ВИЧ / СПИД. Российская кампания также пытается усилить обеспокоенность граждан, особенно в Италии, по поводу способности правительств справиться со вспышкой, обвиняя капиталистов в попытках нажиться на кризисе и хваля Путина в борьбе со вспышкой. Последующий анализ показал, что Россия также нацелена на своих граждан, используя иную трактовку COVID-19 как формы иностранной агрессии.

В попытке ослабить и подорвать реакцию западных стран на COVID-19, Министерство здравоохранения и социальных служб США подверглось кибератаке на свои системы. Хотя о каких-либо подозрениях в причастности не сообщалось публично, считается, что это работа актера из иностранного государства.

Кремль — не единственный режим, стремящийся использовать пандемию. Стремясь отвлечься от того факта, что вирус возник в пределах его собственных границ, Китай развернул широкую кампанию дезинформации.Это не было сделано с помощью троллей в масках и фальшивых онлайн-персонажей; Представитель министерства иностранных дел Китая Чжао Лицзянь выдвинул теорию заговора о том, что за вирусом стоит армия США. Китай также воспользовался другими возможностями для консолидации власти и влияния, используя экономический спад на Западе после COVID-19 и политический капитал, полученный за границей, чтобы захватить стратегически важные отрасли, такие как 5G, ослабить трансатлантические отношения и ускорить их развитие. давние стратегические цели.

Что это значит для мира после COVID-19

К сожалению, эти тенденции указывают на тревожное направление. Пандемия COVID-19 — это глобальный кризис, и с ним можно справиться только путем конструктивного сотрудничества между мировыми державами. Пандемия и связанный с ней экономический кризис в некотором смысле стали тревожным сигналом о том, что будущие вызовы безопасности все чаще будут становиться нетрадиционными угрозами, такими как пандемии или изменение климата. Противодействие этим угрозам требует сотрудничества между великими державами.К сожалению, если описанные выше тенденции сохранятся, мировые державы, похоже, будут двигаться в противоположном направлении, поскольку вспышка COVID-19 ускоряет движение к усилению геополитической конкуренции.

Международная политика реагирования на пандемию будет марафоном, а не спринтом. Но есть шаги, которые можно предпринять на этом пути, чтобы помочь сформировать его.

В ближайшей перспективе демократические государства должны более четко понимать свою работу в ответ на COVID-19. Германия и Франция отправили в Италию больше масок, чем в Китай, но Китай больше рекламирует их вклад.ЕС начинает лучше информировать об этом, и эти усилия по просвещению общественности следует продолжать и расширять. Приоритетом должна быть помощь тем, кто в ней нуждается, но демократии также не должны уступать битву нарративов авторитарным режимам.

В среднесрочной перспективе демократические правительства должны сделать дипломатическим приоритетом обеспечение того, чтобы страны, объявившие чрезвычайные меры, свернули свои полномочия после того, как кризис утихнет, и это будет целесообразно. Маловероятно, что наступит четкий особый момент, когда вспышка будет разрешена, и обеспечение того, чтобы государства не попали в ловушку бесконечных чрезвычайных полномочий, должно быть как моральным, так и стратегическим приоритетом для Соединенных Штатов.Это особенно актуально для стран, которые до вспышки COVID-19 находились на отрицательной траектории, включая Венгрию и Филиппины.

В долгосрочной перспективе Соединенные Штаты и их демократические союзники должны возглавить глобальные усилия по обеспечению международной инфраструктуры для борьбы с нетрадиционными угрозами, такими как пандемии. Одна из причин, по которой мировые державы попадают в позицию растущей конкуренции, заключается в том, что существующая международная архитектура в значительной степени недостаточна для того, чтобы справиться с текущим кризисом.В будущем появятся новые глобальные вызовы, не знающие границ. Например, изменение климата окажет серьезное влияние на глобальную безопасность и сделает вторичные воздействия, такие как пандемии и массовая миграция, более распространенными. Заблаговременное создание основы для более тесного сотрудничества поможет предотвратить будущие кризисы конкуренции.

Джеймс Лэмонд — старший политический советник Центра американского прогресса.

Чтобы найти последние ресурсы CAP по коронавирусу, посетите нашу страницу ресурсов по коронавирусу .

Авторитарная система — обзор

6.8.1 Восточноазиатское чудо

Мы видели, что четыре страны Восточноазиатского тигра пережили один из самых впечатляющих темпов роста в 20-м веке, хотя им пришлось ждать конца света. Вторая война за то, чтобы это началось. Эти четыре страны различались по размеру, истории и политической системе. В 1950 году Южная Корея была самой большой по численности населения, около 20 миллионов человек, в то время как население Тайваня составляло почти 7 человек.5 миллионов. Гонконг и Сингапур были городами-государствами с населением всего 2 миллиона и 1 миллион соответственно. Корея и Тайвань были японскими колониями и находились на переднем крае борьбы между коммунизмом и Западом. Сингапур и Гонконг были британскими колониями, но в то время как Сингапур стремился и в конечном итоге получил независимость, сначала как часть Малайзии в 1963 году, а затем как независимое государство в 1965 году, Гонконг оставался британским до передачи Китаю в 1997 году.ВВП на душу населения в Южной Корее и Тайване составлял около 900 долларов в мировых ценах 1990 года, что на уровне нескольких стран Африки к югу от Сахары или ниже; в Гонконге и Сингапуре он составлял немногим более 2000 долларов. Корея, Сингапур и Тайвань — все разработали более или менее авторитарные системы правления, в то время как Гонконг управлялся как королевская колония до 1997 года. И все же все четыре страны достигли впечатляющих темпов роста, в результате чего ВВП на душу населения в 2007 году был таким же высоким, как Корея и Тайвань, как в Западной Европе, и значительно выше в Гонконге и Сингапуре.Это достаточно впечатляющая производительность, заслуживающая называться чудом, независимо от относительного вклада накопления факторов и роста TFP в его производство.

Некоторые особенности этого опыта роста четко вписываются в общую схему конвергенции, описанную выше. В 1950 году эти четыре страны были относительно бедными и имели высокий уровень социальных возможностей. Знаменитый индекс Адельмана и Морриса (1967) показал, что и Корея, и Тайвань имели чрезвычайно высокий уровень социально-экономического развития в конце 1950-х — начале 1960-х годов, а Темпл и Джонсон (1998) обнаружили, что этот показатель сильно коррелировал с последующими периодами. рост.Как и везде, рост экономики стран-тигров характеризовался высокими темпами инвестиций — как в человеческий, так и в физический капитал — и быстрым ростом торговли. В 1980 году инвестиции составляли около 30% ВВП как в Корее, так и на Тайване (Rodrik, 1995, p. 59). Передача технологий активно поощрялась посредством лицензирования, технической помощи, иностранных инвестиций со стороны транснациональных корпораций и совместных предприятий (при этом соотношение между странами было разным: например, Корея не поощряла прямые инвестиции внутрь, а Сингапур активно поощрял их).Еще одной особенностью роста в Восточной Азии было то, что он основывался на индустриализации, когда страны специализировались сначала на текстильной промышленности, затем на тяжелой промышленности, а затем на электронике и высокотехнологичных отраслях. Такая схема перехода с течением времени от трудоемких к капиталоемким и, наконец, к высокотехнологичным отраслям, способствовала побочным эффектам для соседних стран в Юго-Восточной Азии, поскольку более поздние промышленники начали производить товары, которые более ранние промышленники больше не производили: так называемый феномен летающих гусей (Ито, 2001).

В конце 1980-х — начале 1990-х годов появилось много литературы, в которой утверждалось, что эти экономики развивались на основе институтов и политики, которые сильно отличались от предписаний Вашингтонского консенсуса, включая, помимо прочего, государственные предприятия, активные промышленные предприятия. политика, продвижение экспорта и протекционизм. Для Амсдена (Amsden, 1989, p. 6) важными в Корее были «интервенционистское государство, большие диверсифицированные бизнес-группы, изобилие компетентных наемных менеджеров и изобилие недорогой, хорошо образованной рабочей силы».«Основная политика заключалась в предоставлении субсидий фирмам, которые, что особенно важно, зависели от повышения производительности и доли на экспортном рынке; и установить то, что фактически являлось множественными ценами на капитал и иностранную валюту, с помощью субсидий или другой политики. По словам Амсдена, эти множественные цены были необходимы для решения противоречивых задач, например, для поощрения сбережений при сохранении низкой стоимости капитала для фирм; или стимулировать экспорт, сохраняя при этом низкую стоимость импорта.По мнению активиста Уэйда (Wade, 1990), правительства Восточной Азии влияли не только на темпы роста, но и на отраслевую структуру выпуска с благотворными последствиями. Некоторые из этих выводов, но не все, были учтены в исследовании Всемирного банка 1993 года (World Bank, 1993), прежде чем рассмотренная выше литература TFP вызвала споры о том, действительно ли восточноазиатское чудо было столь же впечатляющим, как все это: если В конце концов, рост СФП был низким, тогда аргументы интервенционистов, основанные на обучении на собственном опыте или других стимулирующих рост внешних факторах, казались менее убедительными (Кругман, 1994, стр.78).

В то время как Амсден и Уэйд подчеркивали эффективность экспорта, в последующей работе роль экспорта преуменьшалась. Родрик (1995) утверждает, что экспорт не мог быть основным двигателем индустриализации, поскольку, если бы он был, это проявилось бы в повышении относительной цены экспорта по мере роста мирового спроса. Поскольку такого роста цен не было, конечные источники роста должны были быть внутренними, и, как следствие, возник экспорт. Для Родрика ключом к росту были инвестиции, что подтверждается данными бухгалтерского учета роста.Вмешательство государства требовалось не только для повышения уровня сбережений и инвестиций за счет субсидий, государственных инвестиций и других мер, но и для координации инвестиций в ряде дополнительных секторов по причинам «большого толчка». Родрик показывает поразительную положительную корреляцию с течением времени как в Корее, так и на Тайване между инвестициями и импортом, что можно объяснить тем фактом, что инвестиции требовали большого импорта машин и другого капитального оборудования. Экспорт был необходим для оплаты этого импорта и, следовательно, был необходим для стимулирования инвестиций, но не был конечной причиной быстрого роста.Это не означает, что экспорт не был существенным: он был необходим как для финансирования необходимого импорта капитальных товаров, так и для продажи продукции, на производство которой были рассчитаны высокие ставки инвестиций. Подразумевается, что, хотя такие страны, как Корея и Тайвань, сами не были либеральными участниками свободной торговли, они извлекли выгоду из в целом открытой международной торговой политики основных западных экономик в этот период.

Некоторые из тех же черт, которые считались способствующими быстрой конвергенции стран Восточной Азии на границе, в частности, тесные отношения между государством и крупным бизнесом и сильная зависимость от банковского финансирования, были обвинены в разразившемся восточноазиатском финансовом кризисе. в 1997 г.Учитывая недавние дебаты о СФП в Восточной Азии, неудивительно, что кризис воодушевил некоторых утверждать, что эти институциональные особенности роста в Восточной Азии все время были препятствием, а не помощью. Трудно представить, как можно убедительно обосновать такие контрфактические утверждения. Например, исследования, неспособные найти корреляцию между секторами между субсидиями или другими политическими мерами, с одной стороны, и производительностью или другими результатами, с другой, по-видимому, не убедят сторонника политики большого толчка, основанной на межотраслевой взаимодополняемости.Аргумент о том, что финансовый кризис что-либо доказывает об источниках быстрого роста в Восточной Азии с 1960-х по 1990-е годы, сегодня кажется несколько устаревшим в свете глобального финансового кризиса 2007–2008 годов. Это коснулось некоторых из самых богатых стран мира, институциональные структуры которых сильно отличаются от тех, что существуют, скажем, в Корее. Опыт периферии еврозоны показывает опасность подверженности притоку капитала при наличии валютной привязки; в отличие от Кореи или Таиланда, у этих стран нет возможности девальвации, и к 2013 году они еще не оправились.В отличие от этого, рост в Восточной Азии быстро возобновился в 1999 году. Таким образом, мы согласны с Ито (2001), который утверждает, что дебаты о том, какие институты и политика имели значение для роста в Восточной Азии во время чуда роста, необходимо резко отличать от дебатов о том, как для регулирования банков и международных потоков капитала. Однако это не означает, что на каком-то этапе Восточной Азии, возможно, не придется переосмысливать свой институциональный состав, поскольку она еще больше приближается к международным технологическим границам.

Республиканская партия проводит авторитарную политику

Американская демократия находится в плохом состоянии, и Республиканская партия является причиной этого.

Блокирование расследования нападения на Капитолий 6 января, принятие «большой лжи» Трампа о том, что выборы были украдены, что упрощает для сторонников вмешательство в процесс подсчета голосов: это не действия партии, приверженной основная идея открытого, представительного правительства.

Это поведение Республиканской партии принято называть «антидемократическим», но описать его можно только так далеко. Это говорит нам, от чего они уводят Америку, но не куда они хотят это забрать.Термин «правление меньшинства» более близок, но эвфемистичен; он ставит действия республиканцев в ту же категорию, что и постановление Верховного суда, контрмаджоритарные шаги в рамках демократических рамок, а не что-то принципиально противоположное им.

Стоит прояснить это: Республиканская партия превратилась в авторитарную партию, продвигающую авторитарную политическую повестку дня.

Есть много видов авторитарных систем и много способов стать одной из них. В Соединенных Штатах нависшая угроза — это сползание в то, что ученые называют «конкурентным авторитаризмом»: система, в которой по-прежнему проводятся выборы, но в крайне несправедливых условиях, которые систематически благоприятствуют одной стороне.Этот процесс, когда одна сторона на протяжении многих лет складывала колоду в свою пользу, не уникален — мы видели его в странах по всему миру в последние годы, в таких разных местах, как Венгрия, Турция и Венесуэла.

Понимание того, что происходит в США как чего-то принципиально похожего на то, что произошло в других местах, — решительно говоря одним словом — помогает нам не только диагностировать наиболее опасные политические шаги, предпринимаемые Республиканской партией, но и по-настоящему оценить серьезность ситуации, в которой Америка нашла себя.

Мы страдаем от той же гнили, которая разрушила демократию в других странах: партия, которая решила, что больше не хочет играть по правилам, и которая вместо этого предпочла бы править как авторитаризм, а не делиться властью со своими оппонентами.

«Все мы, как граждане, должны признать, что путь к недемократической Америке не произойдет в один момент. Это происходит в несколько этапов », — сказал бывший президент Барак Обама в интервью CNN в прошлый понедельник.

К счастью, мы не там, где находится Венгрия. Демократы могут и до сих пор завоевывают власть, как они это сделали в 2020 году.

Но игровое поле, бесспорно, настроено против них — и это только усиливается. Эскалация авторитарного режима со стороны республиканцев как национального, так и штата, начиная с 6 января, показывает, что дела обстоят хуже, чем опасались даже некоторые пессимистические наблюдатели.

Это случилось где-то еще. Это может случиться и здесь.

Разновидности авторитаризма

Когда люди думают об авторитарных правительствах, они обычно думают о полицейских государствах и тоталитаризме 20-го века.Но на самом деле «авторитаризм» — это широкий термин, охватывающий очень разные правительства, объединенные в основном тем, что они не передают власть посредством свободных и справедливых выборов. Некоторые из этих правительств, как современный Китай, жестоко и откровенно репрессивны; другие контролируют свое население более изощренными способами.

Конкурентоспособные авторитарные правительства попадают в последнюю категорию — они настолько напоминают демократию на бумаге, что многие из их собственных граждан считают, что они все еще живут в одном из них.

Эта концепция была впервые разработана в статье 2002 года Стивеном Левицким из Гарварда и двумя ведущими исследователями демократии из Торонтского университета Лукан Уэй. Они определили конкурентные авторитарные системы как системы, которые проводят выборы, но гарантируют, что они в корне несправедливы — они так сильно поддерживают действующую партию, что у людей нет реальной свободы выбора в отношении того, кто ими управляет.

«Конкурентный авторитаризм не только процветает, но и медленно движется на запад. Никакую демократию нельзя воспринимать как должное.”

«Действующие лица регулярно злоупотребляют государственными ресурсами, лишают оппозицию адекватного освещения в СМИ, преследуют оппозиционных кандидатов и их сторонников, а в некоторых случаях манипулируют результатами выборов», — пишут Левицкий и Уэй. «Режимы, для которых характерны такие злоупотребления, нельзя назвать демократическими».

Тем не менее, конкурентные авторитарные системы выживают отчасти благодаря убеждению граждан в том, что они живут в условиях демократии. Так они поддерживают свою легитимность и предотвращают народные восстания. Таким образом, они не проводят очевидных фиктивных выборов, проводимых в таких местах, как Сирия Башара Асада (он выиграл конкурс 2021 года с 95 процентами «голосов»).

В условиях конкурентного авторитаризма у оппозиции есть некоторая способность завоевать немного власти посредством, ну, конкуренции, даже если объем их возможных побед ограничен.

Режиму удается добиться непростого баланса: достаточно фальсификации выборов, чтобы поддерживать власть на неопределенный срок, но при этом позволяя достаточно демократии, чтобы граждане не восстали против возмущения. Многие конкурентные авторитарные режимы рухнули под воздействием стресса, либо переходя к демократии (как Тайвань), либо принудительно подавляя оппозицию и становясь более традиционной автократией (как Беларусь).

Но многим системам удается выжить. В статье 2020 года, пересматривающей их работу, Левицкий и Уэй обнаружили, что 10 из 35 конкурентных авторитарных режимов, которые они определили в 2002 году, остались в силе почти два десятилетия спустя. А новые возникли в странах, которые раньше считались полностью демократическими, в первую очередь в Венгрии, которая сегодня является одной из наиболее эффективных конкурентных авторитарных систем в мире.

Венгрия, как оказалось, одна из зарубежных стран, которой больше всего восхищаются американские консервативные интеллектуалы.В статье 2020 года Левицкий и Уэй отмечают, что особенности его системы начинают проявляться в Америке.

«Конкурентный авторитаризм не только процветает, но и медленно движется на запад. Никакую демократию нельзя воспринимать как должное », — пишут они. «Подобные тенденции достигли даже Соединенных Штатов, где администрация Трампа позаимствовала дискурс« глубинного государства », который автократы в Венгрии и Турции использовали для оправдания чисток и заполнения судов и других ключевых государственных институтов».

После событий 6 января и последующих попыток республиканцев украсть выборы я обратился к Левицкому, чтобы узнать, как изменилось его мышление.

«Я в ужасе», — сказал он мне по телефону. «Я думаю, что на следующих выборах республиканцы украдут».

Республиканская партия и конкурентный авторитаризм

К счастью, Соединенные Штаты все еще проходят самый основной тест на демократичность системы: может ли общество проголосовать за своих лидеров. Но трудно отрицать, что Республиканская партия начала отказываться от этого базового принципа, используя недостатки нашей политической системы, чтобы укрепить свою власть.

республиканцев уже имеют несправедливые структурные преимущества из-за нашей устаревшей Конституции.Природа Коллегии выборщиков означает, что ключевые поля битвы, такие как Пенсильвания, значительно краснее, чем страна в целом. Сенат настолько предвзято относится к густонаселенным городским штатам, что менее половины американцев контролируют 82 процента мест в Сенате. Комбинация антигородской предвзятости и преднамеренного подтасовки означает, что, с одной стороны, Республиканская партия имеет преимущество на выборах в Палату представителей с 1968 года.

Нынешняя республиканская кампания основывается на присущих конституционной системе США тенденциях к правлению меньшинств, чтобы подтолкнуть нас к чему-то более правильно названному авторитарным.Он сочетает в себе преднамеренную фальсификацию выборов на уровне штата со злоупотреблением контрмаджоритарными институтами на федеральном уровне для обеспечения контроля Республиканской партии над общенациональными рычагами власти, при этом работая над делегитимизацией прессы и других негосударственных институтов, которые могут бросить ей вызов.

«Я в ужасе. Думаю, на следующих выборах республиканцы украдут ». — Стивен Левицки

Некоторые из этих событий, такие как крайняя подтасовка и попытки удержать своих сторонников в пропагандистском пузыре, изолированном от беспартийных СМИ, продолжаются.Но многие из наиболее вызывающих обеспокоенность событий, которые напрямую перекликаются с подходом конкурентных авторитарных режимов за рубежом, являются новыми.

В Венгрии одним из ключевых шагов премьер-министра Виктора Орбана по консолидации власти было наполнение избирательного агентства страны друзьями из его партии «Фидес», что позволило партии с большей легкостью сфальсифицировать игру в свою пользу.

В 2021 году Республиканская партия начала всерьез подрывать избирательные агентства; новый отчет трех продемократических групп показал, что 14 штатов, контролируемых республиканцами, приняли в этом году в общей сложности 24 законопроекта, препятствующих проведению выборов.SB 202 Грузии, пожалуй, самый вопиющий, позволяющий законодательному собранию штата, где доминируют республиканцы, взять на себя процесс подсчета голосов от должностных лиц графства.

Еще одна важная тактика Орбана заключалась в злоупотреблении регуляторной политикой для наказания предприятий, которые угрожают политической власти партии.

В 2021 году Республиканская партия поддержала эту идею как на уровне штата, так и на федеральном уровне. Губернатор Флориды Рон ДеСантис, ведущий кандидат в президенты 2024 года, недавно подписал вопиюще неконституционный закон, предусматривающий большие штрафы для платформ, запрещающих политиков, таких как Дональд Трамп.В апреле лидер меньшинства в Сенате Митч МакКоннелл предупредил, что «корпорации повлекут за собой серьезные последствия, если они станут средством передвижения для крайне левых мобов». Три сенатора Республиканской партии предложили законопроект, лишающий Высшую бейсбольную лигу освобождения от антимонопольного законодательства в качестве явного наказания за ее решение отозвать Матч всех звезд в Атланте в знак протеста против SB 202.

И затем, конечно же, восстание 6 января и республиканское признание его фундаментальной предпосылки: выборы 2020 года были каким-то образом нелегитимными.

Всем конкурирующим авторитарным режимам нужно какое-то идеологическое оправдание антидемократической политики, что-то, чтобы сплотить своих сторонников против их врагов. В Венгрии это сочетание национализма, ксенофобии и защиты традиционных гендерных норм. Республиканская партия уже давно использует элементы всего этого, но теперь объединилась вокруг более простой причины: выборы в США коррумпированы, и попытки республиканцев сделать выборы несправедливыми на самом деле являются попытками их исправить.

Дело здесь не в том, что антидемократические настроения Республиканской партии совершенно новы: на самом деле, они развивались десятилетиями. Но горнило президентства Трампа и выборы 6 января превратили эти зарождающиеся представления в реальную конкурентную авторитарную повестку дня.

Авторитаризм по-американски похож на яблочный пирог

Конечно, Соединенные Штаты во многих важных отношениях отличаются от Венгрии. Одно важное отличие: наша децентрализованная избирательная система.

Конституция США передала управление выборами штатам, предоставив местным законодательным органам контроль над правилами проведения выборов и процессом фактического подсчета голосов. Правительства штатов — это то, что политолог Фил Рокко называет «инфраструктурой демократии» — местом, где устанавливаются условия политической конкуренции на национальном уровне.

Теоретически это должно служить оплотом против возникновения конкурентного авторитаризма, не позволяя одной фракции переписать правила в свою пользу одним махом.Исторически, отмечает Рокко, это часто работало противоположным образом: децентрализованная система позволила создать Джима Кроу, который превратил южные штаты в авторитарные анклавы, отмеченные однопартийным демократическим правлением на протяжении десятилетий.

«Расовый апартеид на Юге создал« Конгресс Джима Кроу »; изолированные от электорального соперничества, председатели южных комитетов стали опорой национальной политики, исключающей социал-демократические устремления Нового курса », — пишет он в эссе 2020 года.«Эпизоды демократического коллапса на государственном уровне оказали глубокое влияние на национальную политику».

Угроза в Соединенных Штатах заключается в возрождении такого рода восходящего авторитаризма на государственном уровне, имеющего последствия для национальных выборов. Это неуловимая угроза, которая возникает постепенно и постепенно — как это часто бывает, когда демократия переходит в конкурентный авторитаризм.

«Если люди думают, что однажды вы проснетесь и окажетесь в конкурентной авторитарной системе, это не так», — говорит Хадас Арон, политолог из Нью-Йоркского университета, изучающий слабые и несостоятельные демократии.«На самом деле это сложный и очень, очень долгий процесс».

Эксперты расходятся во мнениях относительно того, насколько мы близки к пересечению границы. Левицкий, например, считает, что республиканцы могут фатально подорвать демократическую систему уже в 2024 году, используя сочетание государственного вмешательства в подсчет голосов и действий Конгресса, чтобы незаконно заблокировать победу демократов.

Арон, напротив, считает, что мы все еще довольно далеки от точки невозврата — что американские демократические институты гораздо более динамичны, чем их венгерские коллеги незадолго до их краха.

Комбинация антигородской предвзятости и преднамеренного мошенничества означает, что Республиканская партия имеет преимущество в Палате представителей с 1968 года.

Но даже Арон, давний скептик по поводу того, что Америка находится на пути к авторитаризму, переосмысливает свои взгляды в свете возросшей приверженности Республиканской партии антидемократической политике с 6 января.

«Я не могу сказать ничего хорошего» о поведении республиканцев, — говорит она мне. «Они хотят остаться у власти и хотят изменить систему, чтобы она принесла им как можно большую пользу.”

Это мнение приближается к консенсусу среди экспертов. В недавнем письме 100 ведущих исследователей демократии содержится предупреждение о том, что «законодательные собрания штатов, возглавляемые республиканцами, по всей стране в последние месяцы предложили или реализовали то, что мы считаем радикальными изменениями в основных избирательных процедурах. … В совокупности эти инициативы превращают несколько государств в политические системы, которые больше не соответствуют минимальным условиям для свободных и справедливых выборов. Следовательно, вся наша демократия сейчас находится под угрозой.”

Тем не менее, многие из наших выборных должностных лиц, включая ключевых демократов, не осознают безотлагательность кризиса.

Сенатор Дайан Файнштейн (D-CA) заявила Forbes на прошлой неделе, что «если демократия окажется в опасности, я хотел бы ее защитить. [Но] я не думаю, что сейчас это находится под угрозой ». Сенатор Джо Манчин (D-WV) в статье, оправдывающей свое решение проголосовать против законопроекта о реформе демократии HR 1, приравнял этот закон к усилиям республиканцев по подрыву демократии.

«Сегодняшние дебаты о том, как наилучшим образом защитить наше право голоса и проводить выборы, тем не менее, направлены не на поиск точек соприкосновения, а на поиски партийного преимущества», — пишет Манчин.«Будь то государственные законы, направленные на ненужное ограничение голосования, или политики, игнорирующие необходимость обеспечения безопасности наших выборов, пристрастная политика не вселит уверенности в нашей демократии — она ​​разрушит ее».

Вот почему так важно открыто рассказывать о том, что происходит — поднимать призрак авторитаризма. Поскольку сползание к конкурентному авторитаризму происходит постепенно, легко впасть в самоуспокоенность, не замечая того, что происходит у нас на глазах.

Когда я был в Венгрии три года назад, я встретился с Жужанной Селени, бывшим членом венгерского парламента от Фидес, которая уехала из-за отвращения к авторитарным инстинктам Орбана.Она сказала мне, что Европейский Союз, который имеет огромные финансовые и дипломатические рычаги влияния на венгерское правительство, в значительной степени проигнорировал авторитарный дрейф страны после того, как он начался в 2010 году.

«Пять лет спустя они поняли, кем был этот человек», — сказала она мне. «Но к тому времени Венгрия полностью изменилась».

Авторитарных режимов — Университет Билефельда

Библиография

Adorno, T.W. et. al. 1950. Авторитарная личность.Исследования в Prejudice , Нью-Йорк. Арендт, Х. 1951: Происхождение тоталитаризма, Нью-Йорк.

Collier, D. 1979. Новый авторитаризм в Латинской Америке , Princeton.

Эрдманн, Г. / Энгель, У. 2007. «Новый взгляд на неопатримониализм: критический обзор и разработка неуловимой концепции», в: Commonwealth & Comparative Politics Vol. 45, № 1 , 95–119:

Франкенбергер Р. / Альбрехт Х. (Ред.). 2010. Autoritarismus Reloaded: Neuere Ansätze und Erkenntnisse der Autokratieforschung , Баден-Баден:

Фридрих К.Я. / Бжезинский, З.К. 1956. Тоталитарная диктатура и автократия , Кембридж, Массачусетс.

Геддес, Б. 1999. «Что мы знаем о демократизации через двадцать лет?» В: Annu. Преподобный Полит. Sci. (2) , 115–144:

Хантингтон, С.П. / Мур, К.П. (Ред.) 1970. Авторитарная политика в современном обществе , Нью-Йорк:

Lauth, H. 2004. Demokratie und Demokratiemessung. Eine konzeptionelle Grundlegung für den interkulturellen Bereich , Wiesbaden.

Linz, J. 1975. «Тоталитарные и авторитарные режимы», в: Greenstein, F.J. et. al. (Ред.): Справочник по политологии, Том. 3: Макрополитическая теория, чтение, Mass ., 175–411.

Линц, Дж. 1993. «Авторитаризм», в: Оксфордский компаньон мировой политики , Нью-Йорк / Оксфорд, 60–64.

Мансилла, H.C.F. 1995. «Partielle Modernisierung und Kultur des Autoritarismus in der Peripherie», в: IPG 1 , 19–28.

Merkel, W. 2010. Systemtransformation. Eine Einführung in die Theorie und Empirie der Transformationsforschung, 2nd Edition, Wiesbaden.

Nohlen, D. 1987. «Autoritäre Systeme», in: Nohlen, D./Waldmann, P. (Ed.): Dritte Welt , Munich / Zurich, 64–84.

О’Доннелл, Г. 1973. Модернизация и бюрократический авторитаризм , Беркли.

Шедлер А. (ред.) 2006. Электоральный авторитаризм: динамика несвободной конкуренции , Боулдер: Lynne Rienner Publishers.

Винтроб, Р. 2007. «Диктатура: аналитические подходы», в: Oxford Handbook of Comparative Politics , Oxford University Press: 363-394

Трамп — авторитарный. Так и миллионы американцев

В ноябре 2016 года избиратели имели шанс опровергнуть это напряжение. Вместо этого Трамп был избран президентом. А четыре года спустя, когда его первый президентский срок подходит к концу, власть авторитаризма и ущерб, который он нанес нашей республике, были хорошо задокументированы.

Американский авторитаризм будет процветать, если Трамп снова выиграет президентский пост — и он не исчезнет волшебным образом, если он проиграет. В любом случае, очень важно понять это напряжение в нашей политике, как на самом деле распространен американский авторитаризм, так и какие виды политики и изменений будут поддерживать американские авторитаристы, когда они встревожены.

С помощью четырех национальных панельных опросов, начатых за неделю до выборов 2016 года и продолжающихся в этом году, я попытался ответить на эти вопросы.(Пока я сосредоточился на авторитаризме, мои коллеги по этой работе, Брайан Шаффнер из Университета Тафтса и Татише Нтета из Массачусетского университета в Амхерсте, исследовали влияние враждебного сексизма и расизма в Америке, сделав свои собственные открытия и важные выводы).

Я обнаружил, что примерно 18 процентов американцев крайне предрасположены к авторитаризму, согласно их ответам на четыре простых вопроса опроса, которые социологи использовали для оценки этой предрасположенности.Еще 23 процента или около того всего на одну ступень ниже их авторитарной шкалы. Это примерно 40 процентов американцев, как правило, предпочитают авторитет, послушание и единообразие свободе, независимости и разнообразию.

Эта группа не является монолитом, и эти результаты не означают, что 4 из 10 американцев предпочитают диктатуру демократии. Авторитаризм лучше всего понимать не как политическое предпочтение, как мы говорим о более низких налогах или сильной защите, а скорее как мировоззрение, которое может быть «активировано» в нужный исторический момент любым, у кого есть достаточно большой мегафон, который готов играть на нем. страхи и неуверенность избирателей.

Будучи возбужденными страхом, склонные к авторитарности американцы предрасположены обменивать гражданские свободы на решения сильных сторон для обеспечения правопорядка; и они готовы лишить гражданские свободы тех, кого называют «другими» — это далеко от образа Америки как страны, построенной на общей приверженности свободе и демократическому управлению.

---

Так во что верят авторитаристы в США? В ходе опросов я обнаружил, что американские авторитаристы, по сравнению с неавторитариями, более склонны соглашаться с тем, что нашей страной должен управлять сильный лидер, которому не нужно беспокоиться о Конгрессе или выборах.Они с большей вероятностью поддержат ограничение свободы прессы и согласны с тем, что СМИ — враг народа, а не ценный независимый институт. Они также с большей вероятностью думают, что президент должен иметь право ограничивать голос и голосование оппозиционных партий, при этом полагая, что те, кто не согласен с ними, представляют угрозу для нашей страны — тревожная тенденция, когда мы приближаемся к избирательным участкам в этом году.

американских авторитаризма боятся разнообразия. Они с большей вероятностью согласятся с тем, что растущее расовое, религиозное и этническое разнообразие представляет собой явную и настоящую угрозу национальной безопасности.Они больше боятся людей других рас и соглашаются с утверждением, что «иногда другие группы должны оставаться на их месте».

Для многих американцев, приверженных идеалам Декларации независимости и основному набору конституционных свобод, закрепленных в Билле о правах, эти выводы, несомненно, вызывают недоумение. Но я не единственный исследователь, который сообщает о них. Многие другие, возглавляемые в Соединенных Штатах Стэнли Фельдманом, Марком Хетерингтоном, Джонатаном Вейлером и Карен Стеннер, годами писали об американском авторитаризме и его активизации в академических книгах и статьях.Мои собственные выводы, основанные на их работе, собраны в указателе американских авторитарных установок, содержащемся в новой книге по истории авторитарной активации в Америке.

Эти результаты частично объясняют, как Трамп может оставаться популярным среди своей базы, несмотря на любое количество политик, которые в прошлом члены обеих партий сочли бы неконституционными, антиамериканскими и, возможно, даже преступными. Он послал военизированные формирования из Министерства внутренней безопасности для подавления ненасильственных протестов, смотрел в другую сторону, когда иностранная держава вмешивается в американские выборы, отмечал ранение журналиста полицией как «красивое зрелище» и провел год выборов, выбирая сомневаться в самой основе нашей демократии, в избирательной системе, вместо того, чтобы работать над ее защитой — и все это без подрыва его основной базы поддержки.

американских мыслителя осознают опасность авторитаризма, разжигаемого демагогами с момента основания страны. В «Федералисте 63» Джеймс Мэдисон предупреждал об опасности, которую представляет для будущего Республики «заражение [] жестокими страстями», разжигаемое «искусным искажением интересов заинтересованных людей». В заключении Верховного суда 1927 года судья Луи Брандейс предупредил, что: «Те, кто добился нашей независимости, считали… что страх порождает репрессии; что репрессии порождают ненависть; что ненависть угрожает стабильному правительству.Историк Ричард Хофштадтер в 1964 году назвал использование страха в качестве оружия для достижения власти «параноидальным стилем в американской политике», описав его как «старое и повторяющееся явление в нашей общественной жизни», которое «имеет большую склонность к плохим причинам. чем хорошо »и« часто было связано с движением подозрительного недовольства ».

Политический путь к активизации американского авторитаризма также хорошо известен и задокументирован. Во-первых, распространители параноидального стиля заклинают «другого».Во-вторых, этот другой описывается как отличный от большинства американцев и определяется как явная и настоящая угроза мажоритарным ценностям и традициям. В-третьих, параноидальный лидер вселяет страх, что надвигается скрытый заговор с целью подорвать основные ценности, и утверждает, что за ним стоит другой, активизируя американских авторитарных властей. Наконец, в самом злобном проявлении растущим страхом перед другим манипулируют, чтобы рационализировать действия, нарушающие фундаментальные ценности, нормы, законы и конституционные гарантии, гарантированные всем американцам.

Этот путь читается как учебник, которым руководствуются администрация и кампания Трампа. Многое из этого было продемонстрировано на Республиканском национальном съезде: «Они хотят разрушить эту страну», — проревела Кимберли Гифойл с трибуны. Дональд Трамп-младший предупредил: «Джо Байден и радикальные левые теперь также идут за нашей свободой слова и хотят заставить нас подчиниться». Американская история изобилует примерами того, что происходит, когда подобные сообщения возбуждают их намеченные цели.

---

Эгалитарные, демократические устремления нашей страны всегда соперничали за превосходство с более темными традициями, основанными на авторитете, послушании и гегемонистском обеспечении мажоритарных интересов и норм.Но он никогда не сталкивался с подобным вызовом. Трампизм — это маккартизм на стероидах, и его полное выражение угрожает стабильности нашей демократии. Страна, где преобладают авторитарные идеалы и продолжают расти, больше не является демократией. Он находится на пути к фашизму или тому, что некоторые теперь эвфемистически называют нелиберальной демократией.

Но страна, которая может ясно взглянуть на свои собственные авторитарные импульсы, понять их и найти способы противодействовать им, — это демократия, которая может выжить и процветать.

Позвольте мне прояснить: наши соотечественники-американцы, включая наших авторитарных соседей, не враги. Враги демократии — корыстолюбивые мужчины и женщины, которые используют страх для закрепления и расширения своей власти. Страх активизирует резервуар нетерпимости, лежащий в основе идеологических и партийных разногласий. И это заставляет некоторых из нас требовать единообразия вместо разнообразия, очернять наших соседей и отвернуться от самого девиза, начертанного на Великой печати нашей республики в 1782 году: e pluribus unum .

Демократия хрупка. Как писал Джон Куинси Адамс в 1814 году: «Демократия никогда не длится долго. Вскоре он истощает, истощает и убивает себя. Еще никогда не было демократии, которая не покончила бы с собой ».

В ноябре у нас есть выбор: свобода или страх. Если мы выбираем свободу, наша работа не заканчивается. После того, как авторитаризм взволнован и принят так глубоко, как это было за последние четыре года, он не исчезнет просто с результатами выборов. Нам необходимо принять меры в личном, институциональном и социальном плане, чтобы восстановить ограждения демократии, которые защищают нашу республику от падения с дороги в канаву.

Лично нам нужно перестать друг друга. Больше никаких школьных ярлыков друг друга как «либтарда», «снежинки» или «прискорбного». Больше не нужно упиваться различиями между нами и ними. Нет никакого «врага внутри», кроме корыстных обманщиков, которые усугубляют наши проблемы. Настоящий враг — это невежество, дезинформация и соблазн простых авторитарных ответов на сложные проблемы.

Институционально нам необходимо восстановить веру в институты правительства и демократии, требуя, чтобы наши лидеры были ограничены верховенством закона и нашими фундаментальными конституционными принципами.

В социальном плане мы должны противостоять нашей истории и примириться с ней. Нам, американцам, есть чем гордиться, но у нас также есть история, с которой нужно бороться. Такие проекты, как Комиссия Трампа 1776 года, призванные обелить эту историю, указывают в неверном направлении. Примирение с нашими прошлыми проступками укрепляет нас как народ.

Это может показаться поллианским рецептом для мира Безумного Макса. Они не. Это некоторые из необходимых шагов для защиты наших прав по рождению как американцев.И я не первый, кто их предлагает.

В 1950 году, взяв верх над маккартизмом, в то время как другие возражали, сенатор-республиканец Маргарет Чейз Смит более четко сформулировала эти принципы в своей «Декларации совести». Она сказала: «Настало время, чтобы мы перестали мыслить политически, как республиканцы и демократы, о выборах и начали мыслить патриотически, как американцы, о национальной безопасности, основанной на личных свободах. Настало время, чтобы мы все перестали быть орудием и жертвами тоталитарных методов, которые, если продолжать здесь бесконтрольно, наверняка положат конец тому, что мы стали лелеять как американский образ жизни.”

Границы | «Новое государство, которое мы строим»: авторитаризм и системное обоснование в нелиберальной демократии

Введение

«… Определяющий аспект современного мира может быть сформулирован как гонка за поиском способа организации сообществ, состояния, которое наиболее способно сделать нацию конкурентоспособной. Вот почему, уважаемые дамы и господа, актуальной темой для размышлений является понимание систем, которые не являются западными, не либеральными, не либеральными демократиями, может быть, даже не демократиями, но тем не менее делают страны успешными »(Виктор Орбан, премьер-министр Венгрии, выступление на XXV.Бесплатный летний университет и молодежный лагерь Бальваньюса, 26 июля 2014 г.).

Одной из самых влиятельных книг по обществоведению 20-го века была «Авторитарная личность» Адорно и др. (1950). Они пытались объяснить фашизм, Вторую мировую войну и Холокост психологическими факторами как активными силами в социальном процессе. Их концептуализация авторитарной личности основана на определении Фроммом авторитарного характера как типа личности, любящего власть, — типа личности, который одновременно желает быть во власти и подчиняться воле авторитета.Они утверждали, что этот тип личности, который сам по себе отчасти является результатом иерархических и авторитарных отношений между родителями и детьми, делает человека легко восприимчивым к антидемократической пропаганде и потенциальным фашистом.

Текущий глобальный подъем автократизации и отход от демократии (Lührmann and Lindberg, 2019) стимулировал исследовательский интерес и привел к новым подходам и новым критериям авторитарной личности. Авторы Авторитарная личность утверждали, что социальный контекст имеет значение для того, как скрытый авторитарный характер выражается в авторитарных установках и авторитарном поведении.Более поздние теоретические работы предложили объяснительную роль социального обучения (Altemeyer, 1981, 1988, 1996). Однако очень мало известно о роли институтов в психологии человека. В частности, очень мало эмпирических исследований изучали изменения авторитаризма в ответ на антидемократические сдвиги в политической системе. В настоящем исследовании мы устраняем этот пробел в литературе, исследуя авторитарные характеристики, включая авторитаризм правого толка (RWA; Duckitt and Sibley, 2007) и системные убеждения (Kay and Jost, 2003), на двух репрезентативных выборках венгров. , собранные до и после 8 лет «нелиберальной демократии».”

Важным аргументом в пользу создания нового нелиберального государства было создание национальной экономической элиты и защита среднего класса. Однако оппозиция Fidesz утверждала, что Fidesz особенно популярна среди людей с низким социальным статусом (Csekõ, 2020). Это делает его особенно интересным контекстом, в котором можно исследовать, будут ли люди с низким социальным статусом участвовать в системном оправдании, очевидно, вопреки их собственным интересам, но, как предполагает сильная версия теории системного оправдания, согласно которой «люди, которые являются находящиеся в наиболее неблагоприятном положении в данной социальной системе, как это ни парадоксально, должны с наибольшей вероятностью оказывать ей идеологическую поддержку, поскольку они больше всего нуждаются в оправдании своих страданий »(Jost et al., 2004, с. 267).

В следующем введении мы сначала набросаем основные изменения в политической системе Венгрии за последнее десятилетие, а затем представим две теоретические основы, на которые мы опираемся, а именно: авторитарную личность и теорию системного оправдания. Наконец, мы представляем наши исследовательские вопросы.

Расцвет нелиберальной демократии: венгерский контекст

После распада Советского Союза в 1989 году Венгрия была лидером либерального перехода в регионе и одной из первых посткоммунистических стран, присоединившихся к Европейскому союзу в 2004 году (Lendvai, 2012).Однако переход к рыночной экономике оказался гораздо более длительным и трудным процессом, чем первоначально ожидали многие наблюдатели. Венгрия сильно пострадала от финансового кризиса 2008 года и была на грани дефолта, пока Международный валютный фонд, требуя строгих мер жесткой экономии, не предоставил пакет финансовой помощи. В 2006 году просочилась речь социал-демократической партии, в которой тогдашний премьер-министр Ференц Дюркань признал, что неоднократно лгал о состоянии государственных финансов Венгрии, и сказал, что экономика больше не может поддерживать обещания его партии (MSZP). .Это привело к массовым демонстрациям в течение нескольких недель, призывам к отставке и жестоким столкновениям с полицией (Lendvai, 2012).

Кризис государственных расходов и растущее число избирателей, подвергающихся социально-экономическим преследованиям, позволили Fidesz, крупнейшей оппозиционной партии, провести в 2010 году заметно проигравшую избирательную кампанию с точки зрения экономических проблем. Вместо этого они выбрали культурно консервативную и националистическую платформу. В своей предвыборной программе харизматичный лидер партии Виктор Орбан пообещал увеличить присутствие полиции, увеличить сроки тюремного заключения, помочь семьям иметь больше детей, защищать брак как союз между мужчиной и женщиной, защищать жизнь с момента зачатия и уважать пожилые люди (Баторий, 2010).

На выборах 2010 года «Фидес» набрала 53% голосов избирателей. Благодаря сильному мажоритарному элементу избирательной системы этого было достаточно, чтобы получить 68% большинства в парламенте. Большинство в две трети парламента позволило «Фидес» внести серьезные институциональные изменения. Они использовали это законодательное превосходство, изменив конституцию и заменив ключевых должностных лиц в каждом политически значимом учреждении. Антилиберализм Фидес отразился как на характере институциональных реформ, так и на практике, посредством которой партия управляла (Pogány, 2013).Общественное вещание и национальное информационное агентство были переданы в ведение нового государственного органа. Фидес также использовала свое доминирующее положение в законодательной сфере, чтобы подготовить почву для мошенничества и сделать избирательную систему еще более мажоритарной. Следовательно, Fidesz получила парламентское большинство в две трети на национальных выборах 2014 и 2018 годов.

С точки зрения экономической политики, Fidesz выступает за «обуржуазивание» страны с целью создания среднего и высшего класса, который будет рассматривать Fidesz как свою естественную политическую партию (Wilkin, 2018).Множество политик, иногда называемых «орбаномикой», включало в себя стратегии перераспределения, чтобы защитить венгерских избирателей среднего класса от давления безудержного капитализма. Он также содержал многочисленные нелиберальные элементы, такие как увеличение государственной собственности на предприятия в банковской, рекламной и транспортной отраслях. Это не был «захват государства», осуществленный небольшой группой олигархов с целью установления правил и принятия мер в своих собственных интересах. Скорее, процесс пошел в обратном направлении: Орбан решил, кто должен стать олигархом и насколько сильным он должен быть (Kornai, 2015).Андраш Ланци, президент ориентированного на Фидес аналитического центра Századvég, как известно, сказал: «То, что (критики режима Орбана) на практике называют коррупцией, является наиболее важной политической целью Фидес. Что я имею в виду? Правительство выдвигает такие цели, как создание внутреннего класса предпринимателей или создание основ сильной Венгрии в сельском хозяйстве и промышленности »(Antal, 2019). В результате этих экономических мер (включая введение фиксированного налога и ограничения на получение социальных пособий) и внешних факторов (например,g., финансирование из Европейского Союза, возрождение мировой экономики; Kingsley and Novak, 2018), Венгрия с 2012 года демонстрирует один из самых высоких темпов экономического роста в ЕС, сопровождаемый самым высоким увеличением риска бедности на рабочем месте (Albert, 2019).

Несмотря на экономический кризис в преддверии выборов 2010 г., более глубокие причины успеха Fidesz могли быть больше связаны с социальными, чем с экономическими проблемами (Mudde, 2014). Этнически исключительная и нетерпимая форма венгерской национальной идентичности, за которую Фидес проводит кампанию с 2010 года (Marsovszky, 2010), проявилась в заявлениях Орбана о Венгрии как части центральноевропейской зоны, свободной от мигрантов, которая успешно помешала культурной глобализации и приток иностранцев (Wilkin, 2018).Борьба с «нелегальной иммиграцией» стала ключевым элементом программы Fidesz с 2015 года. В своем выступлении в 2017 году Орбан сказал: «Правда в том, что сейчас (…) все, что мы думаем о Венгрии и укладе жизни в Венгрии, — это когда-то снова под угрозой. Правда в том, что после того, как мы вернули себе свободу в 1990 году, мы снова оказались на перекрестке нашей истории. (…) И вот мы здесь, пораженные тем, что силы глобализма пытаются распахнуть наши двери (…) Теперь мы одни сопротивляемся им.Мы достигли точки, когда Центральная Европа становится последним регионом Европы, свободным от мигрантов ». Его послание не могло быть более ясным: традиционный венгерский образ жизни находится в опасности, и его необходимо защищать.

Политические изменения последнего десятилетия привели к политической системе с исключительной степенью концентрации власти. По данным рейтинговых агентств, таких как Freedom House, Фонд Бертельсмана, Всемирный банк и Economist Intelligence Unit, Орбан успешно развенчал демократию Венгрии.С тех пор как Фидес выиграла выборы в 2010 году, Венгрия стала ярчайшим примером превращения относительно стабильной демократии в авторитарный режим (Levitsky and Way, 2020; аналогичные наблюдения см. Bogaards, 2018; Kelemen, 2019), и она пришла в упадок. демократия в конкурентный авторитаризм, определяемый как «тип режима, в котором сосуществование значимых демократических институтов и серьезные злоупотребления со стороны действующих лиц приводят к реальной, но несправедливой электоральной конкуренции» (Levitsky and Way, 2020, p.51). Орбан открыто заявил о своем предпочтении нелиберального государства в речи в июле 2014 года, в которой он призвал свою венгерскую аудиторию понять системы, которые «не являются западными, не либеральными, не либеральными демократиями, может быть, даже не демократиями, но тем не менее делают страны успешными» ( Рупник, 2016).

Таким образом, с 2010 г. политический и экономический контекст Венгрии характеризовался: (1) сильным экономическим ростом; (2) экономические меры, благоприятствующие среднему и высшему классу за счет низшего или рабочего классов; (3) авторитарный поворот; я.д., переход от демократии к конкурентному авторитаризму; и (4) системная угроза, вызванная «нелегальной иммиграцией».

Авторитарная личность

Некоторые из многих попыток объяснить рост фашизма основывались на психологии личности. Наиболее примечательной была работа Адорно и др. (1950) Авторитарная личность . Стремясь обнаружить психологические корни социальной нетерпимости, авторы утверждали, что фашистский человек был психологически восприимчив к идеологии антисемитизма и эмоциональной привлекательности антидемократической политики.Они определили синдром личности, поддерживающий общепринятые ценности и авторитарное подчинение, а также авторитарную агрессию по отношению к «низшим» группам меньшинств, о которых думали осуждающе, жестко и жестко.

Хотя психоаналитическая основа, на которой Адорно и соавт. (1950), их теория подверглась резкой критике и, как правило, игнорируется, общий постулат о том, что правая политическая ориентация может быть коррелирован с определенными психологическими предрасположенностями, сохранился и продолжает привлекать внимание.Последующие исследования подтвердили, что социально-психологические и поведенческие процессы, которые, как считается, составляют синдром авторитарной личности, конвенционализм, конформизм, цинизм, моральный абсолютизм, нетерпимость и предрассудки, как правило, связаны друг с другом (например, Jost et al., 2003). Одна из наиболее известных современных теорий авторитаризма была разработана Альтемейером (1981; (1988; (1996)), который ввел термин правый авторитаризм для обозначения агрессии, подчинения и конвенционализма.Концептуальное и методологическое сужение исходных аспектов авторитаризма позволило Альтемейеру разработать шкалу RWA, которая измеряла сильное унитарное измерение социального отношения, что сделало ее психометрически превосходящей исходную F-шкалу, разработанную Адорно и др. (1950). Однако, как утверждал Фельдман (2003), этой концепции все еще не хватало надежного теоретического обоснования, и он предложил новую концептуализацию, в которой авторитарные предрасположенности возникли в результате конфликта между ценностями социального соответствия и личной автономии.Общая тема концептуализаций заключается в том, что авторитаризм лежит в основе предрассудков (например, Duckitt and Sibley, 2007).

Хотя авторитаризм — это сложный атрибут, большинство определений этого понятия, похоже, сходятся во мнении, что оно включает одновременное господство низших и подчинение начальству. Примечательно, насколько хорошо такое базовое определение согласуется с политической программой Fidesz. С одной стороны, Фидес разжигает ненависть к обездоленным меньшинствам, таким как беженцы (Krekó and Enyedi, 2018), мусульмане (Kende et al., 2019), и сексуальные меньшинства (Бене и Бода, 2021). С другой стороны, Fidesz пропагандирует подчинение власть имущим, подчеркивая, например, традиционные гендерные роли, которые ставят женщин на более низкое положение по сравнению с мужчинами (Vida, 2019). Что наиболее важно, они требуют полного политического подчинения «родине» и ее «народу», подавления субнационального потенциала для обеспечения институциональной устойчивости, уничтожения независимой судебной системы и полного контроля над медиа-ландшафтом (Jakli and Stenberg, 2021; Seongcheol, 2021) .

Роль институтов в авторитаризме

Подъем европейских правых популистов и выборы Дональда Трампа в США в 2016 году привели к возрождению исследований авторитаризма (Nilsson and Jost, 2020). Однако большая часть этого исследования была ограничена прогнозированием политической ориентации и избирательного поведения на основе авторитарных характеристик личности, при этом гораздо меньше внимания уделялось причинам авторитаризма (например, Dunn, 2015). Один из подходов к «объяснению» авторитаризма заключался в том, чтобы показать, что индивидуальные различия в авторитаризме имеют генетическую или биологическую основу (например,г., McCourt et al., 1999). Мало кто, вероятно, будет полностью это оспаривать, поскольку развитие большинства характеристик, вероятно, связано с генами и взаимодействием между генами и окружающей средой. Тем не менее, утверждение, что авторитаризм является просто врожденным, мало что дает для объяснения значительных межнациональных и временных различий авторитаризма. Другой известный подход заключался в объяснении авторитаризма как продукта социального обучения или, более конкретно, как результат индивидуального опыта общения с властью (например,г., Альтемейер, 1981, 1988, 1996). Эти точки зрения, конечно, не исключают друг друга. Как уже утверждали Frenkel-Brunswik et al. (1947) авторитарные характеристики отражают скрытую способность или «степень готовности вести себя антидемократически, если социальные условия изменятся таким образом, чтобы снять или ослабить сдерживающий фактор такого поведения» (Frenkel-Brunswik et al., 1947, p. 40).

В соответствии с представлением о том, что изменение социальных условий может спровоцировать антидемократическое поведение, некоторые недавние результаты выборов, как утверждается, ослабили моральные и этические ограничения и нормализовали жестокое беззаконие.Утверждалось, что избрание Трампа вернуло «бич авторитаризма (…) не только в ядовитом языке ненависти, унижения и фанатизма, но и в появлении культуры войны и насилия, которая нависает над обществом, как чума. »(Жиру, 2017, с. 887). Действительно, есть некоторые эмпирические данные, свидетельствующие о том, что популярность Трампа на предвыборной кампании и последующая победа на выборах повысили готовность людей публично выражать ксенофобные взгляды (Bursztyn et al., 2017), а также допустимость предубеждений по отношению к группам, на которые Трамп нацелился (e.г., Crandall et al., 2018; Хоббс и Ладжеварди, 2019). Преступления против мусульман увеличились вдвое со времени президентской кампании Трампа, и некоторые анализы предполагают, что твиты Трампа на темы, связанные с исламом (Müller and Schwarz, 2020), несут прямую ответственность за определенные преступления. Одна из основных целей нашего исследования состояла в том, чтобы выяснить, не сопровождалось ли аналогичным образом авторитарное происхождение Венгрии авторитарным спадом среди населения.

Помимо исследований, изучающих, как результаты конкретных выборов могут вызвать авторитарное поведение, было проведено несколько межкультурных исследований, направленных на определение влияния различных типов режимов на психологию человека.Некоторые из этих исследований предполагают, что приверженность демократическим принципам и отказ от авторитарных альтернатив выше в демократических, чем в авторитарных политических режимах (Chu et al., 2008; Mujani and Liddle, 2013), хотя такие исследования (и другие) также выявляют существенные вариации как в демократических, так и в авторитарных режимах (например, Inglehart et al., 2003; Chang et al., 2013; Shin, 2015; Park, 2017), тем самым оставляя открытым вопрос о том, оказывает ли режим постоянное влияние на отдельных граждан ‘политические ценностные ориентации.

Одной из причин таких противоречивых результатов относительно политических предпочтений в различных политических системах может быть то, что это исследование в значительной степени опиралось на сравнения на уровне стран. К сожалению, эти сравнения, как правило, испорчены проблемами измерения. Например, язык систематически влияет на значение и интерпретацию элементов опроса, и в зависимости от языка элемента будут даны разные ответы (Pérez, 2011). Помимо языка, существуют и другие предубеждения, связанные со страной (например,g. популярные концепции значения слова «демократия» различаются в зависимости от страны; Chu and Huang, 2010), а это означает, что сравнения между странами, как правило, будут вводить в заблуждение.

Некоторые исследования, посвященные социализации в рамках данной культуры, показали, что граждане, социализированные при авторитарном правлении, в меньшей степени поддерживают демократию, чем граждане, социализированные при демократическом правлении (Pop-Eleches and Tucker, 2014; Voicu and Bartolome Peral, 2014). Одно исследование, посвященное индивидууму, показало, что предпочтения демократии возрастают по мере того, как люди проводят больше времени в условиях демократического правления (Fuchs-Schündeln and Schündeln, 2015), хотя исследования отдельных культур дали неоднозначные результаты (e.г., Херпфер, Кизилова, 2014). Помимо скудности, важное ограничение нынешней литературы, связывающей изменения в политических режимах с политическими предпочтениями индивида, состоит в том, что в ней очень много внимания уделяется переходу от авторитарных форм правления к демократии. Очень мало исследований того, что происходит, когда направление изменений противоположное; то есть от демократии к авторитаризму.

Обоснование системы в авторитарном государстве

Центральный постулат теории обоснования системы состоит в том, что у людей есть основная мотивация узаконить социальную систему (Jost and Hunyady, 2005).Системное обоснование отвечает эпистемическим, экзистенциальным и реляционным потребностям, обеспечивая людям чувство безопасности и позволяет им поддерживать общую реальность с другими, уменьшая при этом их чувство внешней угрозы.

Авторитаризм и системное оправдание — тесно связанные конструкции (Wilson and Sibley, 2013; Osborne and Sibley, 2014) — они разделяют привязанность к «вещам такими, какие они есть», сопротивление социальным изменениям и идеологическую приверженность статус-кво . , религия и традиции (см. Также Jost and Kende, 2020).Йост и Хуньяди (Jost and Hunyady, 2005) использовали обобщающий термин идеологии, оправдывающие систему, для описания набора мировоззрений (например, просто мировоззрения, протестантской трудовой этики, меритократической идеологии, идеологии справедливого рынка), одним из конкретных типов которых является правый авторитаризм. Авторы утверждали, что эти идеологии служат для легитимации преобладающего общественного строя. Однако важно отметить, что предыдущие эмпирические исследования обнаружили только нулевую или очень низкую корреляцию между индивидуальными показателями различий RWA и обоснованием системы.Например, Осборн и Сибли (2014) наблюдали низкую положительную корреляцию в американской выборке, в то время как Келемен и др. (2014) получили низкую отрицательную корреляцию в венгерской выборке, опрошенной в период правления левого крыла в Венгрии (аналогичный результат во Франции см. В Langer et al., 2020). В кросс-культурном исследовании Vargas-Salfate et al. (2018) обнаружили низкую положительную связь на индивидуальном уровне внутри страны между RWA и обоснованием системы ( r = 0,169), но ничего на страновом уровне ( r = 0.106).

Помимо прямых мер авторитаризма и системного оправдания, мы также измерили веру в справедливый мир (BJW; Lerner and Miller, 1978) и иммиграционные отношения. Теперь мы объясним причины этого. BJW относится к убеждению, что каждый получает то, что заслуживает (Lerner and Miller, 1978), и может рассматриваться как система, оправдывающая идеологию. Те, кто считает мир справедливым, будут воспринимать статус-кво как законный и полагать, что нет необходимости в социальных действиях или социальных изменениях (Hafer and Choma, 2009).

Что касается отношения иммигрантов, то иммигранты, в государственных СМИ, в которых доминируют Фидес, постоянно изображаются как опасность для Европы и величайшая угроза для венгерской нации (Bocskor, 2018). Ощущение предполагаемой угрозы лежит в основе как авторитарной личности, так и системы, оправдывающей идеологию. Действительно, усиление авторитаризма и системного оправдания идет рука об руку с растущим уровнем воспринимаемых символических или материальных угроз status quo (Kay and Zanna, 2009; Kay and Friesen, 2011).В венгерском контексте, в котором мигранты изображались как величайшая угроза, можно ожидать, что усиление авторитаризма и системного оправдания будет соответствовать ужесточению отношения к мигрантам. Более того, предполагаемая угроза, исходящая от мигрантов, может, как объясняется ниже, помочь объяснить, почему избиратели с низким социальным статусом могут поддерживать систему, которая ухудшила их положение.

Сильная версия системного обоснования

Одна из ключевых сильных сторон теории системного обоснования состоит в том, что она правдоподобно объясняет, почему люди демонстрируют поддержку социальных систем, которые противоречат их личным или групповым интересам.Сильная или основанная на диссонансе версия теории обоснования системы (также называемая гипотезой статус-легитимность; см. Brandt, 2013, p. 2) также может объяснить, почему члены неблагополучных групп легитимизируют статус-кво и почему они это делают. не участвовать в сложных коллективных действиях (например, Osborne et al., 2019; De Cristofaro et al., 2021). Owuamalam et al. (2019), хотя и признают, что теория системного обоснования — это больше, чем мотив системного обоснования, утверждают, что предоставление эмпирических данных в пользу сильной версии, основанной на диссонансе, служит «лакмусовой бумажкой» теории системного обоснования.Такие доказательства необходимы, чтобы поддержать независимый мотив системного обоснования и отличить теорию от теорий, основанных на интересах, таких как теория социальной идентичности (SIT) или теория самокатегоризации (SCT). Действительно, как Owuamalam et al. (2019), было проведено несколько исследований для проверки сильной версии, включая исследования, направленные на объяснение таких парадоксальных явлений, как консерватизм рабочего класса, относительно сильное предпочтение групп с низкими доходами меритократических идеологий и их идеализация капитализма (Jost et al. al., 2003). Результаты, полученные в этих исследованиях, неоднозначны с точки зрения поддержки, которую они обеспечивают сильной версией теории. Jost et al. (2003) показали, что несколько групп с низким статусом участвуют в системном оправдании своих личных и групповых интересов, что отражается в их поддержке неравенства доходов и меритократических идеологий. Генри и Саул (2006) нашли доказательства сильной версии теории в Боливии, одной из беднейших стран мира. Они обнаружили, что дети из боливийских семей с низким уровнем СЭС твердо верят в эффективность правительства в удовлетворении потребностей людей.Эти результаты согласуются с Jost et al. (2004) представление о том, что люди, которые находятся в наиболее неблагоприятном положении в данной социальной системе, имеют наибольшую потребность в уменьшении диссонанса, оправдывая свои страдания, и, как это ни парадоксально, должны с наибольшей вероятностью идеологически поддерживать систему (Генри и Саул, 2006 г.) , с. 267). Хотя есть много результатов, которые не подтверждают сильную версию (например, Caricati and Lorenzi-Cioldi, 2012; Brandt, 2013; Kelemen et al., 2014; Caricati, 2017; Vargas-Salfate et al., 2018), Йост (2019) указывает, что также нулевые результаты вызывают вопрос, почему низшие классы с такой же или почти такой же вероятностью выберут статус-кво , как и высшие классы?

Настоящее исследование

На парламентских выборах 2010 г. в Венгрии произошли политические потрясения. MSZP, правящая социалистическая партия, упала с 48% голосов в 2006 году до 15%, уступив победу двум оппозиционным партиям, «Фидес» и «Йоббик». За 2 месяца до выборов мы оценили авторитаризм и системное обоснование в репрезентативной на национальном уровне выборке из 1000 взрослых венгерских (Lönnqvist et al., 2019b).

В 2018 году мы попытались повторить тот же опрос с новыми участниками после 8 лет правления Фидес. В частности, используя ту же методологию, что и в 2010 году, мы снова опросили репрезентативную выборку из 1000 венгров. Это было сделано через 2 месяца после выборов 2018 года. Государственный аппарат и правящая партия провели кампанию в тандеме за то, чтобы дать Фидес 49% голосов при впечатляющей явке в 70%, тем самым сформировав третье количество голосов подряд в две трети голосов. Jobbik сохранил свою базу с 19% голосов.Расколотые левые и либеральные партии не смогли увеличить свою долю голосов. Центральный вопрос настоящего исследования заключался в том, сопровождался ли поворот к авторитарному режиму изменениями во взглядах и убеждениях, измеряемых на индивидуальном уровне. Можно ожидать, что авторитаризм населения усилится за 8 лет нелиберальной демократии. Можно было ожидать, что это будет особенно верно среди тех, кто поддерживает нелиберальную демократию. Наша первая гипотеза состоит в том, что этот политический поворот усилил бы авторитаризм (h2a), особенно среди избирателей правящей партии (h2b).

Поскольку у правого авторитаризма есть общие черты с системным оправданием и справедливыми мировыми убеждениями, мы также ожидали, что системное обоснование и личные и глобальные мировые убеждения также увеличились бы за последние 8 лет (h3a), и особенно среди избирателей правящая партия (h3b).

Массы имеют тенденцию корректировать свое отношение к сигналам лидерства (Zaller, 1992; Gabel and Scheve, 2007), и особенно те, кто идентифицирует себя с партией, имеют тенденцию изменять свою позицию проблемы, чтобы соответствовать своей партии (Carsey and Layman, 2006; Dancey и Goren, 2010; см. также Lönnqvist et al., 2019а). Это означает, что постоянно усиливающаяся враждебность Фидес к иммигрантам, отчасти вызванная так называемым «кризисом беженцев» в 2015 году, могла изменить отношение населения в более антииммигрантском направлении. Наша третья гипотеза состоит в том, что враждебность Фидес к иммигрантам ужесточила бы отношение к мигрантам (h4a), особенно среди избирателей правящей партии (h4b).

Это контекст, в котором интенсивный экономический прогресс связан с усугублением неравенства и повышенным риском маргинализации.предоставили уникальный контекст, в котором можно проверить сильную версию теории системного обоснования. Могут ли обездоленные члены группы оправдать новую социальную систему, которая увековечила бы их невыгодное положение? Поверили ли в систему даже слабые сторонники SES Fidesz? (RQ1).

Материалы и методы

Участники и процедура

Исследование 2018 года было разработано как точная копия исследования 2010 года. Оба исследования проводились с национально репрезентативной выборкой из 1000 взрослых венгерцев. Квоты (т.е., возраст, пол, образование и место жительства), были основаны на самых последних данных Статистического управления Венгрии, и данные были собраны с использованием метода случайной ходьбы. В целом, к 3980 взрослым венгерским специалистам обратились обученные исследователи рынка в 2010 году и 4095 — в 2018 году. Одна тысяча личных интервью была успешно проведена как в 2010 году (25%), так и в 2018 году (24%). 1229 человек отказались от участия в 2010 году (31%) и 1427 человек в 2018 году (35%). Не соответствовали квотам трудоустроенных в 2010 году 1751 человек (44%) и 1668 человек в 2018 году (41%).Участники, не получившие материальной компенсации, были проинформированы о том, что сбор данных был добровольным и анонимным. Окончательные выборки 2010 и 2018 годов включали 1000 взрослых венгров (527 женщин в 2010 году и 526 женщин в 2018 году) со средним возрастом 45,4 (SD = 16,5) в 2010 году и 45,7 (SD = 16,9) в 2018 году. , 47 участников не закончили начальную школу в выборке 2010 года и 23 — в выборке 2018 года, 436 человек закончили начальную школу в выборке 2010 года и 435 — в выборке 2018 года, 380 закончили среднюю школу в выборке 2010 года и 435 — в выборке 2018 года. 137 человек имели законченное высшее образование (бакалавр или магистр) в выборке 2010 года и 134 человека в выборке 2018 года.Двое участников 2018 года не ответили на этот вопрос. Данные были собраны в начале 2010 года, за несколько месяцев до апрельских выборов, на которых к власти пришла Фидес, и в конце 2018 года, примерно через полгода после того, как Фидес получила свое третье подряд супербольшинство в парламенте. В целом эти две выборки выглядят практически одинаково с точки зрения количества ответов, пола, возраста и образования. Мы провели исследование с одобрения IRB Университета Этвёша Лоранда.

Меры

Все шкалы в исследованиях были сокращенными венгерскими адаптациями (см. Kelemen et al., 2014), и на все вопросы были даны ответы по шкале от 1 (абсолютно не согласен) до 4 (абсолютно согласен).

Авторитарная личность

Характеристики, отражающие авторитарную личность, были измерены с помощью шкал оценки авторитаризма [два пункта из исходной F-шкалы (Адорно и др., 1950)] и двух пунктов, добавленных Келеменом и др. (2014). Два элемента авторитаризма из оригинальной F-шкалы Адорно и др. (1950) были: (1) Людей можно разделить на два различных класса: слабых и сильных, (2) Человеческая природа такова, какова она есть, всегда будут войны и конфликты.Два пункта, добавленные Келеменом и др. (2014): (3) Каждый должен знать свое место в жизни с точки зрения как превосходства, так и неполноценности, и (4) важно знать, как подчиняться и как командовать. Надежность внутренней согласованности альфа Кронбаха составляла 0,57 и 0,62 в 2010 и 2018 годах соответственно.

Справедливый мир верований

Сокращенная версия шкалы Лернера и Миллера (1978) использовалась для измерения глобальных верований в справедливый мир (GBJW) и личных верований в справедливый мир (PBJW).Три пункта GBJW заключались в следующем: (1) я думаю, что в целом мир — это справедливое место, (2) я считаю, что в целом люди получают то, что они заслуживают, и (3) я уверен, что справедливость всегда преобладает над несправедливостью. Альфа составляла 0,67 и 0,74 в 2010 и 2018 годах соответственно.

Четыре пункта PBJW: (1) я думаю, что важные решения, которые принимаются в отношении меня, обычно справедливы, (2) я считаю, что обычно получаю то, что заслуживаю, (3) в моей жизни несправедливость — скорее исключение, чем правило, и (4) я считаю, что большинство вещей, которые происходят в моей жизни, справедливы.Альфа составляла 0,80 и 0,85 в 2010 и 2018 годах соответственно.

Системное обоснование убеждений

Обоснованность системы измерялась с помощью системы обоснования убеждений (SJB) (Kay and Jost, 2003). Пять пунктов SJB были: (1) в целом, я считаю общество справедливым, (2) венгерское общество нуждается в радикальной реструктуризации (R), (3) большая часть политики служит большему благу, (4) у каждого есть шанс на богатство и счастье, и (5) Наше общество с каждым годом становится все хуже (R). Альфы были 0.67 и 0,78 в 2010 и 2018 годах соответственно.

Антииммиграционное отношение

Шесть пунктов, оценивающих антииммиграционное отношение: (1) Мы должны защищать наш образ жизни от внешнего (иностранного) влияния, (2) Жизнь обогащается множеством разных людей, живущих рядом друг с другом (R), (3 ) Мы должны быть строже в отношении прав людей, которые хотят здесь жить, (4) Хорошо, что страны мира становятся все более взаимосвязанными (R), (5) Присутствие иностранцев увеличивает уровень преступности, и ( 6) Большая свобода передвижения и поселения выгодна для всех (R).Альфа составляла 0,80 и 0,78 в 2010 и 2018 годах соответственно.

Принадлежность к партии

Что касается партийной принадлежности, участников спросили, за какую партию они проголосовали бы в случае проведения выборов «в следующее воскресенье». Мы сформировали пять групп в соответствии с намерениями голосования (см. Таблицу 1). В 2010 году группа социалистов состояла из МСЗП (Венгерская социалистическая партия), тогда как в 2018 году она состояла из 46 сторонников МСЗП и 43 избирателей Демократической коалиции (ДК). Последняя была сформирована в 2010 году как фракция MSZP тогдашним лидером MSZP, нынешним лидером ДК, под руководством которого она отделилась в 2011 году и сформировала отдельную партию, взяв с собой многих избирателей MSZP.Избиратели небольших политических партий ( N <50) не учитывались.

Таблица 1. Описательная статистика и величина эффекта для сравнения между 2010 и 2018 средними значениями в соответствии с намерением голосования.

Субъективный социально-экономический статус

Субъективный социально-экономический статус измерялся одним вопросом: «Какое из следующих утверждений лучше всего характеризует ваше финансовое положение?» Четыре варианта: «У меня нет финансовых проблем», «У меня нет финансовых проблем, но я должен жить по средствам», «Я не могу купить все, что хочу, и обычно у меня заканчиваются деньги раньше. конец месяца »и« У меня серьезные финансовые проблемы.SES была свернута, чтобы сформировать две категории, объединив «У меня серьезные финансовые проблемы» ( N = 103 в 2010 году и 31 в 2018 году) и «Я не могу купить все, что хочу, и обычно у меня заканчиваются деньги раньше. конец месяца »( N = 421 в 2010 году и 262 в 2018 году), чтобы сопоставить« низкий SES »с двумя другими вариантами (« У меня нет финансовых проблем », N = 19 в 2010 году и 52 в 2018 г .; «У меня нет финансовых проблем, но я должен жить по средствам», N = 457 в 2010 г. и 652 в 2018 г.) классифицируется как «высокий SES.”

Анализ данных

Для проверки наших гипотез (h2 – h4) был проведен двухфакторный дисперсионный анализ ANOVA, в котором изучались влияние времени измерения (2010 г. по сравнению с 2018 г.) и намерения голосования (Фидес против Йоббика против социал-демократов против нерешивших против отсутствия ответа) от переменных результата (авторитаризм, глобальные справедливые мировые убеждения, личные справедливые мировые убеждения и антииммигрантские установки). Чтобы проверить наш вопрос исследования (RQ1), был проведен трехфакторный дисперсионный анализ, который изучал влияние времени измерения, намерений голосования и социально-экономического статуса на убеждения в обоснованности системы.Для попарных сравнений мы использовали апостериорный тест с поправкой Бонферрони. Коэна d рассчитывали с использованием объединенного стандартного отклонения по группам.

Результаты

Двусторонний дисперсионный анализ с авторитаризмом в качестве зависимой переменной выявил статистически значимое взаимодействие между влиянием времени измерения и намерений голосования на авторитаризм, F (4,1849) = 3,01, p = 0,017, η _р ² = 0.006. Простой анализ основных эффектов показал, что избиратели Jobbik были значительно более авторитарными в 2010 году, чем в 2018 году, но авторитаризм других избирателей не изменился в период с 2010 по 2018 год ( p s> 0,05). Фактически, сторонники Jobbik резко упали с самого высокого уровня авторитаризма в 2010 году до самого низкого в 2018 году. В таблице 1 представлена ​​стандартная ошибка, связанная с оцененными предельными средними значениями, относительным значением p s, доверительными интервалами и d Коэна.

Аналогичный двусторонний дисперсионный анализ с глобальными представлениями о справедливом мире в качестве зависимой переменной выявил статистически значимое взаимодействие между эффектами времени измерения и намерениями голосования на глобальные представления о справедливом мире, F (4,1849) = 1,813, p = 0,003, η _p ² = 0,009. Простой анализ основных эффектов показал, что в 2018 году все группы считали мир более справедливым, чем в 2010 году, и этот эффект был самым сильным среди избирателей Фидес и Йоббик.В таблице 1 представлена ​​стандартная ошибка, связанная с оцененными предельными средними, относительными p с, доверительными интервалами и d Коэна.

Двусторонний дисперсионный анализ с личными убеждениями о справедливом мире в качестве зависимой переменной выявил статистически незначимое взаимодействие между эффектами времени измерения и намерениями голосования на личные убеждения о справедливом мире, p = 0,102. Основные эффекты времени измерения, F (1,1849) = 26,624, p <0.001, η _p ² = 0,014, и намерения голосования, F (4,1849) = 3,628, p = 0,006, η _p ² = , были значительными. Личные убеждения в справедливом мире были ниже в 2010 году по сравнению с 2018 годом, и у избирателей Фидес были более высокие баллы, чем у группы, не ответившей, и группы нерешившей. В таблице 1 представлена ​​стандартная ошибка, связанная с оцененными предельными средними, относительными p с, доверительными интервалами и d Коэна.

Двусторонний дисперсионный анализ с антииммигрантскими установками в качестве зависимой переменной выявил статистически значимое взаимодействие между влиянием времени измерения и намерений голосования на антииммигрантские настроения, F (4,1849) = 15,623, p <0,001 , η _p ² = 0,018. Простой анализ основных эффектов показал, что все группы стали более антииммигрантскими, за исключением избирателей Jobbik, которые в 2010 году уже были настроены против иммигрантов, гораздо больше, чем любая другая группа.Однако теперь избиратели Fidesz, демонстрирующие значительный рост антииммигрантских настроений, были такими же антииммигрантскими, как избиратели Jobbik. Другие группы показали лишь небольшое увеличение антииммигрантских настроений. В таблице 1 представлена ​​стандартная ошибка, связанная с оцененными предельными средними, относительными p с, доверительными интервалами и d Коэна.

Трехсторонний дисперсионный анализ с убеждениями системного обоснования в качестве зависимой переменной выявил статистически значимое трехстороннее взаимодействие между временем измерения, намерениями при голосовании и социально-экономическим статусом, F (4,1836) = 2.770, p = 0,26, η _p ² = 0,006. Простой анализ основных эффектов показал, что избиратели Fidesz как с низким, так и с высоким уровнем SES оценивают систему как более справедливую в 2018 году, чем в 2010 году. Аналогичная картина прослеживается для группы «Нет ответа» (как с низким, так и с высоким уровнем SES), а также для групп «Не определившиеся» (как с низким, так и с высоким рейтингом). SES), а также избиратели-социал-демократы с низким SES. Высокие избиратели SES Jobbik также оценили систему как более справедливую в 2018 году, чем в 2010 году. Это не относится к избирателям с низким SES Jobbik и высоким SES избирателям-социал-демократам.Наибольшие разногласия были обнаружены среди избирателей Фидес. Основной эффект SES был значительным, F (1,1836) = 48,987, p <0,001, η _p ² = 0,026. Более высокий показатель SES обычно ассоциировался с более высокими оценками обоснованности системы как в 2010, так и в 2018 году. Однако избиратели с низким SES Fidesz имели более высокие баллы SJB в 2018 году, чем другие избиратели с высоким SES в 2018 году. относительные p с, доверительные интервалы и d Коэна.

Таблица 2. Описательная статистика и величина эффекта для сравнения между 2010 и 2018 средними значениями в соответствии с намерением голосования и SES.

Обсуждение

Мы исследовали степень, в которой венгерское общество изменилось с точки зрения характеристик, связанных с авторитаризмом и оправданием системы после 8 лет правления Фидес. Средние баллы по нашим критериям авторитаризма в целом оставались стабильными с течением времени. Эти результаты не поддерживают h2a и h2b.

Результаты были разными для системного обоснования веры и веры в справедливый мир. Сторонники Фидес, в частности, считали, что мир в 2018 году будет более справедливым по сравнению с 2010 годом, но также и другие считали, что мир более справедливым. Сторонники Фидес также выделялись своей резко возросшей верой в систему. Однако все остальные, за исключением сторонников социал-демократов и избирателей с низким уровнем SES Jobbik, также считали, что система была более справедливой в 2018 году, чем в 2010 году. Эти результаты подтверждают как h3a, так и h3b.

Что касается антииммигрантских настроений в 2018 году, сторонники Фидес были гораздо более антииммигрантскими, чем в 2010 году, при этом другие группы показали гораздо меньший рост антииммигрантских настроений, поддерживая h4a и h4b.

Наши результаты в целом не поддерживают сильную версию теории обоснования системы: обоснование системы было положительно связано с социально-экономическим статусом как в 2010, так и в 2018 году. Однако в 2018 году избиратели Фидес с низким статусом были более склонны оправдывать систему, чем избиратели других партии, включая даже избирателей с высоким статусом других партий.Это дает некоторую поддержку сильной версии SJT (RQ1).

Стабильные ценности и изменение отношения

С точки зрения современных исследований личности, можно утверждать, что наши меры авторитаризма напоминают личные ценности. Личные ценности — это общие представления о том, что желательно; они более абстрактны, чем отношения, поскольку выходят за рамки конкретных действий и ситуаций (например, Schwartz, 1992). Можно утверждать, что наши меры авторитаризма основаны на оценке иерархии выше эгалитаризма и подчинения над критикой, соответственно.Хотя часто считается, что ценности податливы к культуре и жизненным событиям, на самом деле они оказались удивительно стабильными в зрелом возрасте. Например, профессиональное обучение или образование по определенной дисциплине мало влияет на такие фундаментальные ценности (Bardi et al., 2014). Два лонгитюдных исследования по изучению изменения ценностей в миграции показали, что ценности действительно меняются в ответ на такие важные жизненные изменения (Lönnqvist et al., 2011; Bardi et al., 2014). Однако кажется, что эти изменения могут быть временными; одно из исследований включало двухлетнее наблюдение, на котором значения стадии вернулись к исходным до миграции уровням (Lönnqvist et al., 2013).

Что касается более прямого вопроса о том, влияет ли политическая система в стране на личные ценностные приоритеты, эмпирические данные неоднозначны. Более четырех десятилетий население Восточной Европы находилось под коммунистическим режимом. Однако эти режимы и их символы оставались чуждыми населению и не были общепринятыми (Рупник, 1988). За период, предшествующий коммунистическому правлению, данных о ценностных приоритетах мало. Одно исследование, проведенное в начале 1990-х годов, после падения коммунистических режимов, показало, что восточноевропейцы не отличались как группа от своих западных коллег по большинству ценностей, связанных с политикой, религией и первичными отношениями (van den Broek and de Moor, 1994 ).Напротив, другое исследование, основанное на данных за тот же период времени, предполагает, что коммунистическая система действительно двигала личные ценности в сторону более высокой иерархии, консерватизма и более низкой автономии (Schwartz et al., 2000). Однако таким межкультурным сравнениям препятствует отсутствие скалярной инвариантности по странам (Давыдов, 2010). Это означает, что сравнения средней важности по странам, вероятно, будут вводить в заблуждение. Наши результаты в целом согласуются с приведенной выше литературой; ценности, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, похоже, не меняются в ответ на политическую систему.

Наши результаты показали рост антииммигрантских настроений и системных убеждений. Это согласуется с большим количеством исследований, предполагающих, что население имеет тенденцию корректировать свое отношение к сигналам лидерства (Zaller, 1992; Gabel and Scheve, 2007). Также согласуется с предыдущим исследованием, что и убеждения, и отношения больше всего изменились среди сторонников Фидес. С 1960-х годов появилось внушительное количество литературы о «роли неизменных партийных обязательств в формировании отношения к политическим объектам» (Campbell et al., 1960, с. 135; обзор см. в Bartels, 2002). Те, кто отождествляет себя с партией, склонны изменять свою проблемную позицию, чтобы соответствовать своей партии (Carsey and Layman, 2006; Dancey and Goren, 2010; см. Также Lönnqvist et al., 2019a). Остальные группы избирателей показали лишь небольшое повышение антииммигрантских настроений. Тем не менее, хотя в последние десятилетия отношение в целом стало более либеральным, наши результаты показывают, что в этом нет ничего неизбежного (см. Strimling et al., 2019).Этот процесс можно повернуть вспять, и решающую роль в этом может сыграть политическое руководство.

Мировоззрение изменилось, но почему?

В целом наблюдалось умеренное увеличение как глобальной, так и личной веры в справедливый мир и значительное увеличение веры в справедливую систему. Утверждалось, что вера в справедливый мир и вера в справедливую систему вызваны такими факторами, как небезопасность (Jost et al., 2008), угрозы системе и, как следствие, нестабильность (Jost and Hunyady, 2005), восприятие опасной ситуации. мир (Jost and Hunyady, 2005), а также потребности в порядке, структуре, закрытии и контроле (Jost et al., 2003, 2017; Йост и Хуньяди, 2005). Вполне возможно, что разжигание страха перед руководством «Фидес» и СМИ, в которых доминируют государства, привело к тому, что люди стали испытывать повышенную незащищенность и угрозу, и что эта повышенная вера в систему и справедливый мир выполняла паллиативную функцию. Действительно, имеется достаточно свидетельств того, что система, оправдывающая убеждения, связана с более низким уровнем тревожности, дискомфорта и неуверенности (см. Jost and Hunyady, 2003). Недавно Vargas-Salfate et al. (2018) показали в продольном исследовании из 18 стран, что поддержка системно обосновывающих убеждений положительно связана с общим психологическим благополучием.

С другой стороны, возможны другие объяснения, кроме тех, которые относятся к паллиативной функции системы, оправдывающей убеждения. В преддверии выборов 2010 года социальный статус-кво вызвал настоящее моральное возмущение. В конце концов, тогдашний премьер-министр был пойман на пленке, когда он признался, что годами лгал об экономике, и экономика Венгрии рухнула (Lendvai, 2012). Моральное возмущение статус-кво было негативно связано с верой в справедливую систему (например,г., Wakslak et al., 2007; Беккер и Райт, 2011; Jost et al., 2012), а моральные убеждения могут перевесить системные убеждения (De Cristofaro et al., 2021). Вполне возможно, что моральное возмущение, направленное против предыдущего правительства, послужило укреплению обоснованности системы после того, как Фидес был избран к власти. Вера людей в справедливый мир и справедливую систему, возможно, упала в 2010 году, и простого возврата к более или менее стабильному и нормальному образу жизни, допускаемому резко растущим уровнем доходов, могло быть достаточно. чтобы укрепить веру в справедливый мир и справедливую систему.В будущих исследованиях можно попытаться отделить возможные эффекты разжигания страха государством от последствий роста благосостояния, лежащих в основе роста справедливого мира и системных убеждений.

Вера в справедливый мир, и тем более вера, оправдывающая систему, показала сильную партийную предвзятость. В первую очередь, сторонники Фидес, чья вера в справедливый мир и справедливую систему укрепилась. Этот результат согласуется с большим количеством исследований, показывающих, что предвзятость пристрастия формирует не только более взвешенные суждения (Bartels, 2002; Carsey and Layman, 2006; Dancey and Goren, 2010), но и более фактические представления о мире; е.g., экономические условия (как текущие, так и будущие) описываются как улучшающиеся, когда поддерживаемая политическая партия находится у власти (например, Gerber and Huber, 2010; Benhabib and Spiegel, 2019) или только что выиграла выборы (Gillitzer and Prasad, 2018). Учитывая, что даже такие, в некотором смысле «объективные» и фактические убеждения смещены пристрастием, наши результаты, согласно которым более абстрактные убеждения относительно мира и системы также предвзяты, не могут считаться удивительными.

Противоречивые доказательства сильной версии теории обоснования системы

Наши результаты в целом не поддерживают сильную версию теории обоснования системы: обоснование системы было положительно связано с социально-экономическим статусом.Однако некоторые результаты заслуживают особого внимания с точки зрения сильной версии теории обоснования систем. Избиратели правящей партии Фидес включали людей, которые сообщили о низком SES (т.е. о серьезных финансовых трудностях), и эти избиратели с низким SES Fidesz показали более высокий средний уровень системного обоснования, чем избиратели оппозиции с высоким SES. То, что люди, борющиеся с серьезными или умеренными финансовыми трудностями в период интенсивного экономического прогресса, по-прежнему поддерживают систему, похоже, поддерживает идею о том, что «некоторые из идей, которых мы придерживаемся, просто не подходят для нас, и в этом смысле они не годятся». служат нашим интересам или интересам наших групп »» (Jost et al., 2019, стр. 384). В этом смысле наши результаты подтверждают мнение о том, что члены группы, находящейся в неблагоприятном положении, при определенных условиях узаконивают статус-кво .

Одним из объяснений низкой веры избирателей SES Fidesz в систему может быть восприятие иммигрантов как угрозы. Наши результаты показывают, что антииммигрантские настроения положительно коррелировали с системным оправданием. Кей и Занна (2009) утверждали, что усиление террористической опасности в Соединенных Штатах после 11 сентября можно рассматривать как естественное манипулирование системной угрозой, и что-то подобное могло произойти в Европе во время так называемого «кризиса беженцев» 2015 года.Поддерживая идею о том, что именно эта внешняя угроза могла способствовать низкой поддержке системы избирателями SES Fidesz, избиратели как с низким, так и с высоким уровнем SES Fidesz были более суровы в своем отношении к мигрантам, чем другие избиратели. Угроза, которую навязывают иммигранты, может восприниматься как управляемая угроза (в отличие, например, от финансового кризиса 2008 года, после которого отступление от системы стало обычным явлением в Венгрии; см. Kelemen et al., 2014; Szabó and Lönnqvist, 2021), и это восприятие Возможно, это подкреплялось постоянным уменьшением числа лиц, незаконно въезжающих в Венгрию в последние годы, — закономерность, согласно которой Fidesz заявила о признании за Биро-Надь (2021 г.).Проблематично, что усиление обоснованности системы среди обездоленных может подорвать намерения коллективных действий по изменению системы (Osborne et al., 2019; De Cristofaro et al., 2021).

Ограничения и вывод

Очевидным ограничением настоящего исследования является то, что конструкция была поперечной. Лонгитюдный план позволил бы нам оценить, в какой степени межпартийные изменения во взглядах были вызваны тем, что люди меняют свои убеждения и отношения или люди меняют партию.Например, мы не можем сказать, стали ли сторонники Fidesz 2010 года более антииммигрантскими в последующие годы или же больше антииммигрантских людей стали сторонниками Fidesz. Однако Венгрия после нестабильности в годы, предшествовавшие выборам 2010 года, характеризовалась стабильностью партийной политики (Enyedi, 2016). Таким образом, мы считаем, что изменения, которые мы наблюдали, особенно среди сторонников Фидес, были вызваны сменой этих сторонников, а не тем, что старые сторонники были заменены новыми.

Мы признаем, что наша статья носит описательный характер и имеет множество ограничений. Очевидное ограничение — ненадежная мера авторитаризма. Кроме того, мы измерили намерение голосования, а не фактическое голосование; Иногда они могут отличаться, особенно с учетом личного характера сбора данных по сравнению с секретностью фактического голосования. Мы признаем, что на самом деле мы не можем быть уверены в том, каковы наиболее сильные основные причинные факторы, вызывающие рост антииммигрантских настроений.Альтернативным объяснением усиления антииммигрантских настроений может быть растущее распространение политической дезинформации и пропаганды в сетевых условиях; пристрастные сообщества единомышленников могут увлекаться тем, что занимают все более и более крайние позиции (Pariser, 2011). Однако недавние результаты ставят под сомнение это повествование; по крайней мере, в западных контекстах, подверженность политическим разногласиям в социальных сетях высока (Bakshy et al., 2015; Pew Research Center, 2016), и социальные сети не поляризуют взгляды людей (Boxell et al., 2017). Более того, если бы эхо-камеры социальных сетей и политическая дезинформация сами по себе усилили антииммигрантские настроения в Венгрии, то чего-то подобного можно было ожидать в Западной Европе. Однако данные Европейского социального исследования показывают, что общее отношение общества к беженцам (Hatton, 2016) и иммигрантам (Heath and Richards, 2016) оставалось относительно стабильным после так называемого кризиса беженцев в 2015 году. Влияние онлайн-пропаганды на отношение , естественно, трудно полностью отделить от влияния политического лидерства.Это особенно верно, если политическое руководство несет ответственность за большую часть пропаганды. Тем не менее мы считаем, что, как и на Западе (Arceneaux and Johnson, 2015), отношение людей меняет поведение политической элиты, а не средства массовой информации как таковые .

Заявление о доступности данных

Необработанные данные, подтверждающие выводы этой статьи, будут предоставлены авторами без излишних оговорок.

Заявление об этике

Исследования с участием людей были рассмотрены и одобрены факультетом педагогики и психологии Университета Этвеша Лоранда.Пациенты / участники предоставили письменное информированное согласие на участие в этом исследовании.

Авторские взносы

J-EL участвовал во всех аспектах работы над этой статьей. З.С. участвовал в разработке концепции, анализе данных и подготовке рукописи. LK внесла свой вклад в сбор и интерпретацию данных, а также в критическую редакцию статьи. Все авторы внесли свой вклад в статью и одобрили представленную версию.

Конфликт интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Примечание издателя

Все претензии, выраженные в этой статье, принадлежат исключительно авторам и не обязательно отражают претензии их дочерних организаций или издателей, редакторов и рецензентов. Любой продукт, который может быть оценен в этой статье, или заявление, которое может быть сделано его производителем, не подлежат гарантии или одобрению со стороны издателя.

Список литературы

Альберт, Ф. (2019). Бедность в сфере занятости в Венгрии. Италия: Тематический отчет Европейской сети социальной политики о бедности среди работающих.

Google Scholar

Адорно, Т. В., Френкель-Брунсвик, Э., Левинсон, Д. Дж., И Сэнфорд, Р. Н. (1950). Авторитарная личность. Нью-Йорк: Харпер и Роу.

Google Scholar

Альтемейер, Б. (1981). Правый авторитаризм. Виннипег, МБ: Университет Манитобы Press.

Google Scholar

Альтемейер, Б. (1988). Враги свободы: понимание правого авторитаризма. Сан-Франциско: Джосси-Басс.

Google Scholar

Альтемейер, Б. (1996). Авторитарный призрак. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Google Scholar

Антал, А. (2019). Подъем венгерского популизма: государственная автократия и режим Орбана. Бингли, Великобритания: Emerald Publishing.

Google Scholar

Арсено, К., Джонсон, М. (2015). Как выбор СМИ влияет на враждебное восприятие СМИ? Данные экспериментов с предпочтениями участников. J. Exp. Полит. Sci. 2, 12–25. DOI: 10.1017 / xps.2014.10

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Барди А., Бьюкенен К. Э., Гудвин Р., Слабу Л. и Робинсон М. (2014). Цените стабильность и изменения во время выбранных вами жизненных переходов: самовыбор против эффектов социализации. J. Personal. Soc. Psychol. 106, 131–147. DOI: 10.1037 / a0034818

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бартельс, Л. М. (2002).За гранью подсчета голосов: предвзятость политических взглядов. Полит. Behav. 24, 117–150. DOI: 10.1023 / A: 1021226224601

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Беккер, Дж. К., и Райт, С. К. (2011). Еще одна темная сторона рыцарства: доброжелательный сексизм подрывает, а враждебный сексизм мотивирует коллективные действия для социальных изменений. J. Personal. Soc. Psychol. 101, 62–77. DOI: 10.1037 / a0022615

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бене, М., и Бода, З. (2021). «Венгрия: Кризис как обычно — популистское управление и пандемия», в Политизация кризиса COVID-19 в Европе, , ред. Г. Бобба и Н. Хубе (Лондон: Palgrave Macmillan), 87–100. DOI: 10.1007 / 978-3-030-66011-6_7

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бенхабиб Дж. И Шпигель М. М. (2019). Настроения и экономическая активность: данные по штатам США. Эко. J. 129, 715–733. DOI: 10.1111 / ecoj.12605

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Биро-Надь, А.(2021 г.). Политический джекпот Орбана: миграция и венгерский электорат. J. Ethnic Migrat. Stud. 2021: 1853905. DOI: 10.1080 / 1369183X.2020.1853905

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Bocskor, Á (2018). Антииммиграционные дискурсы в Венгрии в «кризисный год»: кампания «Национальные консультации» правительства Орбана в 2015 году. Социология 52, 551–568. DOI: 10.1177 / 0038038518762081

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Богаардс, м.(2018). Дедемократизация в Венгрии: диффузно дефектная демократия. Демократизация 25, 1481–1499. DOI: 10.1080 / 13510347.2018.1485015

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бокселл, Л., Генцков, М., Шапиро, Дж. М. (2017). Более широкое использование Интернета не связано с более быстрым ростом политической поляризации среди демографических групп США. Proc. Natl. Акад. Sci. 114, 10612–10617. DOI: 10.1073 / pnas.1706588114

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Брандт, М.J. (2013). Легитимируют ли обездоленные социальную систему? Масштабная проверка гипотезы статус-легитимность. J. Personal. Soc. Psychol. 104, 765–785. DOI: 10.1037 / a0031751

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бурштын Л., Егоров Г., Фиорин С. (2017). От крайностей к мейнстриму: как рушатся социальные нормы. Кембридж: Национальное бюро экономических исследований.

Google Scholar

Кэмпбелл, А., Конверс П. Э., Миллер У. Э. и Стокс Д. Э. (1960). Американский избиратель. Нью-Йорк: Джон Вили и сыновья.

Google Scholar

Карикати, Л. (2017). Проверка гипотезы статус-легитимность: многоуровневый подход к моделированию восприятия легитимности распределения доходов в 36 странах. J. Soc. Psychol. 157, 532–540. DOI: 10.1080 / 00224545.2016.1242472

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Карикати, Л., и Лоренци-Чиолди, Ф. (2012). Имеет ли значение статус? Проверка гипотез на основе сильной формы теории обоснования системы. Ред. Внутр. Psychol. Soc. 25, 67–95.

Google Scholar

Карси, Т. М., и Лейман, Г. К. (2006). Сменить сторону или изменить мнение? Преобразование партии, преобразование проблемы и изменение партии в вопросе абортов. Am. J. Полит. Sci. 50, 464–477. DOI: 10.1111 / j.1540-5907.2006.00196.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Чу, Ю.Х., Даймонд, Л., Натан, А. Дж., И Шин, Д. К. (2008). Как жители Восточной Азии относятся к демократии. Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.

Google Scholar

Крэндалл, С.С., Миллер, Дж. М., и Уайт, И. И. М. Х. (2018). Изменение норм после 2016 г.? Президентские выборы: влияние Трампа на предрассудки. Soc. Psychol. Личное. Sci. 9, 186–192. DOI: 10.1177 / 1948550617750735

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Csekõ, I.(2020). Hiába hajtogatja az ellenzék, hogy a vidéki nyugdíjasok pártja a Fidesz [Фидес — партия сельских пенсионеров, бесконечно и бессмысленно утверждает оппозицию]. Венгерский: Magyar Nemzet.

Google Scholar

Дэнси, Л., и Горен, П. (2010). Идентификация партии, отношение к проблеме и динамика политических дебатов. Am. J. Полит. Sci. 54, 686–699. DOI: 10.1111 / j.1540-5907.2010.00454.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Давыдов, Э.(2010). Тестирование на сопоставимость человеческих ценностей по странам и времени с третьим раундом Европейского социального исследования. Внутр. J. Compar. Социол. 51, 171–191. DOI: 10.1177 / 0020715210363534

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Де Кристофаро В., Пеллегрини В., Джакомантонио М., Ливи С. и ван Зомерен М. (2021 г.). Могут ли моральные убеждения против гендерного неравенства перевесить эффекты системного оправдания? Изучение взаимодействия между моральным убеждением и системным оправданием. Br. J. Soc. Psychol. 2021: 12451. DOI: 10.1111 / bjso.12451

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Дакитт Дж. И Сибли К. Г. (2007). Правый авторитаризм, ориентация на социальное доминирование и размеры общих предрассудков. Eur. J. Личное. 21, 113–130. DOI: 10.1002 / per.614

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Данн, К. (2015). Предпочтение радикально-правым популистским партиям среди эксклюзивных националистов и авторитаристов. Партийная полит. 21, 367–380. DOI: 10.1177/1354068812472587

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Эниеди, З. (2016). Популистская поляризация и институционализация партийной системы: роль партийной политики в дедемократизации. Проблемы посткоммунизма 63, 210–220. DOI: 10.1080 / 10758216.2015.1113883

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Фельдман, С. (2003). Обеспечение социального соответствия: теория авторитаризма. Полит.Psychol. 24, 41–74. DOI: 10.1111 / 0162-895X.00316

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Френкель-Брунсвик Э., Левинсон Д. Дж. И Сэнфорд Р. Н. (1947). «Антидемократическая личность», в Чтениях по социальной психологии , ред. Т. М. Ньюкомб и Э. Л. Хартли (Нью-Йорк: Генри Холт), 531–541.

Google Scholar

Fuchs-Schündeln, N., and Schündeln, M. (2015). Политическая экономика. Об эндогенности политических предпочтений: данные из личного опыта демократии. Наука 347, 1145–1148. DOI: 10.1126 / science.aaa0880

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Габель М. и Шеве К. (2007). Оценка влияния элитных коммуникаций на общественное мнение с помощью инструментальных переменных. Am. J. Полит. Sci. 51, 1013–1028. DOI: 10.1111 / j.1540-5907.2007.00294.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гербер, А.С., Хубер, Г.А. (2010). Пристрастие, политический контроль и экономические оценки. Am. J. Полит. Sci. 54, 153–173. DOI: 10.1111 / j.1540-5907.2009.00424.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гиллитцер, К., и Прасад, Н. (2018). Влияние потребительских настроений на потребление: перекрестные данные выборов. Am. Эко. J. Macroeco. 10, 234–269. DOI: 10.1257 / mac.20160244

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Жиру, Х.А. (2017). Белый национализм, вооруженная культура и государственное насилие в эпоху Дональда Трампа. Phil. Soc. Крит. 43, 887–910. DOI: 10.1177 / 0191453717702800

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Херпфер, К. В., Кизилова, К. (2014). «Поддержка демократии в посткоммунистической Европе и постсоветской Евразии», г. Гражданская культура трансформировалась: от лояльных к напористым гражданам , ред. Р. Дж. Далтон и К. Велцель (Кембридж: издательство Кембриджского университета), 158–189. DOI: 10.1017 / cbo9781139600002.011

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хафер, К.Л. и Чома Б. Л. (2009). «Вера в справедливый мир, воспринимаемая справедливость и оправдание статус-кво», в Социальные и психологические основы идеологии и системного оправдания , ред. Дж. Т. Йост, А. К. Кей и Х. Торисдоттир (Oxford: Oxford University Press). 107–125. DOI: 10.1093 / acprof: oso / 9780195320916.003.005

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хаттон, Т. Дж. (2016). Иммиграция, общественное мнение и рецессия в Европе. Эко.Политика 31, 205–246. DOI: 10.1093 / epolic / eiw004

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хит, А., Ричардс, Л. (2016). Отношение к иммиграции и их предшественники: первые результаты 7-го раунда Европейского социального исследования. Лондон: Европейское социальное исследование ERIC.

Google Scholar

Генри П. Дж. И Сол А. (2006). Развитие системного обоснования в развивающихся странах. Soc. Justice Res. 19, 365–378.DOI: 10.1007 / s11211-006-0012-x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хоббс, В., Ладжеварди, Н. (2019). Влияние политических кампаний, вызывающих разногласия, на повседневную сегрегацию арабов и американцев-мусульман. Am. Полит. Sci. Ред. 113, 270–276. DOI: 10.1017 / S0003055418000801

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Инглхарт Р., Норрис П. и Рональд И. (2003). Прилив: гендерное равенство и культурные изменения во всем мире. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Джакли, Л., и Стенберг, М. (2021 г.). Повседневный нелиберализм: как венгерская политика на субнациональном уровне способствует доминированию однопартийной партии? Управление 34, 315–334. DOI: 10.1111 / gove.12497

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж., И Хуньяди, О. (2003). Психология системного обоснования и паллиативная функция идеологии. Eur. Rev. Soc. Psychol. 13, 111–153.DOI: 10.4324 / 9780203495537-4

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж. Т. (2019). Четверть века теории обоснования систем: вопросы, ответы, критика и приложения в обществе. Br. J. Soc. Psychol. 58, 263–314. DOI: 10.1111 / bjso.12297

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж. Т., Бадаан, В., Гударзи, С., Хоффарт, М., и Могами, М. (2019). Будущее теории обоснования систем. Br. J. Soc. Psychol. 58, 382–392. DOI: 10.1111 / bjso.12309

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж. Т., Чайкалис-Петрицис, В., Абрамс, Д., Сиданиус, Дж., Ван дер Торн, Дж., И Братт, К. (2012). Почему мужчины (и женщины) бунтуют и не бунтуют: влияние системного обоснования на готовность протестовать. Личный. Soc. Psychol. Бык. 38, 197–208. DOI: 10.1177 / 0146167211422544

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж.Т., Фицсимонс, Г., Кей, А. С. (2004). «Идеологическое животное», в Справочник по экспериментальной экзистенциальной психологии , ред. Дж. Гринберг, С. Л. Куле и Т. Пищински (Нью-Йорк: Гилфорд Пресс), 263–283.

Google Scholar

Йост, Дж. Т., Глейзер, Дж., Саллоуэй, Ф. и Круглански, А. В. (2003). Политический консерватизм как мотивированное социальное познание. Psychol. Бык. 129, 339–375. DOI: 10.1037 / 0033-2909.129.3.339

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж.Т., Хуньяди О. (2005). Антецеденты и последствия системно-оправдывающих идеологий. Curr. Прямой. Psychol. Sci. 14, 260–265. DOI: 10.1111 / j.0963-7214.2005.00377.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж. Т., и Кенде, А. (2020). Установление рекорда: системное обоснование и жесткость правых в современной венгерской политике. Внутр. J. Psychol. 55, 96–115. DOI: 10.1002 / ijop.12631

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж.T., Langer, M., Badaan, V., Azevedo, F., Etchezahar, E., Ungaretti, J., et al. (2017). Идеология и пределы эгоизма: мотивация системного обоснования и консервативные преимущества в массовой политике. Пер. Вопросы Psychol. Sci. 3, e1 – e26. DOI: 10,1037 / tps0000127

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йост, Дж. Т., Леджервуд, А., и Хардин, К. Д. (2008). Общая реальность, системное обоснование и относительная основа идеологических убеждений. Soc.Личное. Psychol. Компас 2, 171–186. DOI: 10.1111 / j.1751-9004.2007.00056.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кей А.С. и Фризен Дж. (2011). О социальной стабильности и социальных изменениях: понимание того, когда системное обоснование происходит, а когда нет. Curr. Прямой. Psychol. Sci. 20, 360–364. DOI: 10.1177 / 0963721411422059

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кей, А.С., и Йост, Дж. Т. (2003). Дополнительное правосудие: влияние примеров стереотипов «бедный, но счастливый» и «бедный, но честный» на системное обоснование и неявную активацию мотива справедливости. J. Personal. Soc. Psychol. 85, 823–837. DOI: 10.1037 / 0022-3514.85.5.823

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кей, А.С., и Занна, М.П. (2009). «Контекстный анализ мотива системного обоснования и его социальных последствий», в Социальные и психологические основы идеологии и системного оправдания , ред. Дж. Т. Йост, А. К. Кей и Х. Торисдоттир (Oxford: Oxford University Press), 158–184 . DOI: 10.1093 / acprof: oso / 9780195320916.003.007

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Келемен, Л., Сабо, З. П., Месарош, Н. З., Ласло, Дж., И Форгас, Дж. П. (2014). Социальное познание и демократия: взаимосвязь между системным обоснованием, справедливыми мировыми убеждениями, авторитаризмом, потребностью в закрытии и потребностью в познании в Венгрии. J. Soc. Полит. Psychol. 2, 197–219. DOI: 10.5964 / jspp.v2i1.208

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Келемен, Р.Д. (2019). Венгерская демократия получила плохую оценку. Вашингтон, округ Колумбия: The Washington Post.

Google Scholar

Кенде А., Хадариш М. и Сабо З. П. (2019). Бесславное прославление и привязанность: национальная и европейская идентичности как предикторы анти- и проиммигрантских настроений. Br. J. Soc. Psychol. 58, 569–590. DOI: 10.1111 / bjso.12280

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кингсли П. и Новак Б.(2018). Экономическое чудо в Венгрии или просто мираж ?. Европа: Нью-Йорк Таймс.

Google Scholar

Лангер, М., Василопулос, П., Макэвей, Х., и Йост, Дж. Т. (2020). Системное обоснование во Франции: liberté, égalité, fraternité. Curr. Opin. Behav. Sci. 34, 185–191. DOI: 10.1016 / j.cobeha.2020.04.004

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лендвай П. (2012). Венгрия: Между демократией и авторитаризмом. Лондон: Херст.

Google Scholar

Лернер М. Дж. И Миллер Д. Т. (1978). Просто мировые исследования и процесс атрибуции: оглядываясь назад и вперед. Psychol. Бык. 85, 1030–1051. DOI: 10.1037 / 0033-2909.85.5.1030

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Lönnqvist, J.-E., Jasinskaja-Lahti, I., and Verkasalo, M. (2011). Личные ценности до и после миграции: лонгитюдное тематическое исследование изменения ценностей у ингерманландско-финских мигрантов. Soc. Psychol. Личное. Sci. 2, 584–591. DOI: 10.1177 / 1948550611402362

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Lönnqvist, J. E., Jasinskaja-Lahti, I., and Verkasalo, M. (2013). Эффект восстановления личных ценностей: ценности ингерманландских финских мигрантов через два года после миграции. J. Cross Cult. Psychol. 44, 1122–1126. DOI: 10.1177 / 0022022113480040

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Lönnqvist, J.-E., Mannerström, R., and Leikas, S.(2019a). Расхождение по сравнению с конформизмом: изменение иммиграционного отношения после успеха на парламентских выборах 2015 года в Финляндии антииммиграционной популистской партии. Внутр. J. Psychol. 54, 287–291. DOI: 10.1002 / ijop12496

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лённквист, Ж.-Э., Сабо, З. П., и Келемен, Л. (2019b). Жесткость ультраправых? Мотивированное социальное познание в национально репрезентативной выборке венгров накануне прорыва ультраправых на выборах 2010 года. Внутр. J. Psychol. 54, 292–296. DOI: 10.1002 / ijoop.12497

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Люрманн А. и Линдберг С. И. (2019). Настала третья волна автократизации: что в ней нового? Демократизация 26, 1095–1113. DOI: 10.1080 / 13510347.2019.1582029

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Марсовский М. (2010). «Антисемитизм в Венгрии. Как идеология грозит стать насильственной », в Антисемитизм в Восточной Европе.История и современность в сравнении , ред. Х. К. Петерсон и С. Зальцборн (Берн, Швейцария: Питер Ланг), 47–65.

Google Scholar

МакКорт, К., Бушар, Т. Дж. Мл., Ликкен, Д. Т., Теллеген, А., и Киз, М. (1999). Новый взгляд на авторитаризм: генетические факторы и влияние окружающей среды изучены у близнецов, воспитываемых отдельно и вместе. Личный. Индив. Diff. 27, 985–1014. DOI: 10.1016 / S0191-8869 (99) 00048-3

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Муджани, С., и Лиддл, Р. У. (2013). Смена поколений, политические институты и поддержка режима в Восточной Азии. Тайвань Дж. Демократия 9, 173–197.

Google Scholar

Нильссон, А., Йост, Дж. Т. (2020). Связь авторитарного консерватизма. Curr. Opin. Behav. Sci. 34, 148–154. DOI: 10.1016 / j.cobeha.2020.03.003

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Осборн Д., Йост, Дж. Т., Беккер, Дж. К., Бадаан, В., и Сибли, К. Г. (2019).Вы протестуете, чтобы бросить вызов системе или защитить ее? Системное обоснование коллективных действий. Eur. J. Soc. Psychol. 49, 244–269. DOI: 10.1002 / ejsp.2522

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Осборн Д., Сибли К. Г. (2014). Поддержка системно-оправдывающих убеждений укрепляет связь между посещаемостью церкви и правым авторитаризмом. Group Proces. Intergroup Relat. 17, 542–551. DOI: 10.1177 / 1368430213507322

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Овуамалам, К., Рубин, М., и Спирс, Р. (2019). Пересмотр 25-летнего объяснения системной мотивации для системного обоснования с точки зрения модели социальной идентичности системных установок. Br. J. Soc. Psychol. 58, 362–381. DOI: 10.1111 / BJSO.12285

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Паризер, Э. (2011). Пузырь с фильтром: что от вас скрывает Интернет. Вестминстер, Великобритания: Пингвин.

Google Scholar

Парк, С.М. (2017). Качество управления и поддержка режима: данные из Восточной Азии. Asian J. Compar. Полит. 2, 154–175.

Google Scholar

Перес, Э. О. (2011). Истоки и последствия языковых эффектов в многоязычных опросах: подход MIMIC в применении к политическим взглядам латиноамериканцев. Полит. Анальный. 19, 434–454. DOI: 10.1093 / pan / mpr029

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Погани И. (2013). Кризис демократии в Центрально-Восточной Европе: «новый конституционализм» в Венгрии. Eur. Публичный закон 19, 341–367.

Google Scholar

Поп-Элечес, Г., Такер, Дж. А. (2014). Коммунистическая социализация и посткоммунистические экономические и политические взгляды. Elec. Stud. 33, 77–89. DOI: 10.1016 / j.electstud.2013.06.008

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Рупник Дж. (1988). «Возвращение к тоталитаризму», в Гражданское общество и государство: новые европейские перспективы , изд. Дж. Кин (Лондон: Verso), 263–289.

Google Scholar

Рупник Дж. (2016). Призрак, преследующий Европу: нарастающий нелиберализм на востоке. J. Демократия 27, 77–87.

Google Scholar

Шварц, С. Х. (1992). Универсалии в содержании и структуре ценностей: теоретические достижения и эмпирические тесты в 20 странах. Adv. Exp. Soc. Psychol. 25, 1–65. DOI: 10.1016 / S0065-2601 (08) 60281-6

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шварц, С.Х., Барди А. и Бьянки Г. (2000). «Ценностная адаптация к навязыванию и краху коммунистических режимов в Центральной и Восточной Европе», в «Политическая психология» , ред. С. А. Реншон и Дж. Дакитт (Лондон: Palgrave Macmillan), 217–237. DOI: 10.1057 / 9780230598744_13

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Сончхол, К. (2021 г.). Потому что родина не может быть в оппозиции: анализ дискурсов «Фидес» и «Закон и справедливость» (ПиС) от оппозиции к власти. East Eur. Полит. 37, 332–351. DOI: 10.1080 / 21599165.2020.17

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шин, Д. К. (2015). Культурная гибридизация в Восточной Азии: изучение альтернативы тезису о глобальной демократизации. J. Elect. Общественное мнение. Стороны 25, 10–30. DOI: 10.1080 / 17457289.2014.953009

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Стримлинг П., Вартанова И., Янссон Ф. и Эрикссон К. (2019). Связь между моральными позициями и моральными аргументами приводит к изменению мнения. Нат. Гм. Behav. 3, 922–930. DOI: 10.1038 / s41562-019-0647-x

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Szabó, Z. P., and Lönnqvist, J.-E. (2021 г.). Кто находится у власти: обоснование системы и отступление от нее в Венгрии в период с 2002 по 2018 год. Int. J. Psychol. 2021: 12747. DOI: 10.1002 / ijop.12747

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

ван ден Брук, А., и де Моор, Р. (1994). «Восточная Европа после 1989 года», в Индивидуализирующее общество: изменение ценностей в Европе и Северной Америке , ред.Эстер, Л. Халман и Р. де Моор (Тилбург: издательство Тилбургского университета), 197–228.

Google Scholar

Варгас-Салфате, С., Паес, Д., Хан, С. С., Лю, Дж. Х., и де Зунига, Х. Г. (2018). Системное обоснование повышает благосостояние: продольный анализ паллиативной функции системного обоснования в 18 странах. Br. J. Soc. Psychol. 57, 567–590. DOI: 10.1111 / bjso.12254

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вида, Б.(2019). Новые волны стратегий по борьбе с сексуальным и репродуктивным здоровьем и правами в Европейском союзе: антигендерный дискурс в Венгрии. Sexual Reprod. Здоровье Мэтт. 27, 13–16. DOI: 10.1080 / 26410397.2019.1610281

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Войку, М., и Бартоломе Пераль, Э. (2014). Поддержка демократии и ранней социализации в недемократической стране: имеет ли режим значение? Демократизация 21, 554–573. DOI: 10.1080 / 13510347.2012.751974

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вакслак, К. Дж., Йост, Дж. Т., Тайлер, Т. Р. и Чен, Э. С. (2007). Моральное возмущение опосредует подавляющий эффект оправдания системы на поддержку социальной политики перераспределения. Psychol. Sci. 18, 267–274. DOI: 10.1111 / j.1467-9280.2007.01887.x

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Уилкин П. (2018). Подъем «нелиберальной» демократии: орбанизация венгерской политической культуры. J. World Syst. Res. 24, 5–42. DOI: 10.5195 / jwsr.2018.716

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Уилсон, М.С., Сибли, К.Г. (2013). Ориентация на социальное доминирование и правый авторитаризм: аддитивные и интерактивные эффекты на политический консерватизм. Полит. Psychol. 34, 277–284. DOI: 10.1111 / j.1467-9221.2012.00929.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Заллер, Дж. Р. (1992). Природа и истоки массового мнения. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Авторитарный режим Малики | Институт изучения войны

Авторитарный режим Малики | Институт изучения войны

Мариса Салливан

Краткое содержание

• Сегодня политическая и военная власть в Ираке сильно централизована в личном кабинете премьер-министра Малики.Правительство национального единства, сформированное после парламентских выборов 2010 года, уступило место де-факто мажоритарному правительству, в котором Малики имеет монополию на государственные институты. Это будет иметь важные последствия для будущего Ирака, а также для траектории и продолжительности его перехода к демократии.

• Малики является доминирующей силой над обычными вооруженными силами Ирака, подразделениями специальных операций, разведывательным аппаратом и гражданскими министерствами.Малики приступил к укреплению безопасности вскоре после вступления в должность в середине 2006 года.

• Укрепление безопасности Малики позволяет премьер-министру предотвращать любые попытки государственного переворота, агрессивно атаковать суннитские террористические группы и сдерживать политических соперников с помощью скрытой или явной угрозы силой.

• С 2007 года Малики использовал создание внеконституционных органов безопасности, чтобы обойти министерства обороны и внутренних дел и создать неформальную цепочку подчинения, которая идет непосредственно от его офиса к полевым командирам, что позволяет ему оказывать прямое влияние. по поводу как нападений на людей, так и проведения операций.Главными из них являются Управление главнокомандующего (OCINC) и оперативные команды провинциального уровня.

• OCINC подчиняется непосредственно премьер-министру и состоит из сторонников Малики. Внеконституционный орган не имеет правовых рамок для регулирования своего существования и, следовательно, не имеет подотчетности или надзора, но при этом обладает значительными полномочиями и ресурсами. Малики также присоединил к своему военному ведомству самые элитные подразделения Ирака и использовал их в политических целях.

• Малики полагается на оперативные команды для координации действий правительства в ответ на вызовы безопасности. Он поддерживает прямой контроль над этими штабами через OCINC и через назначение доверенных командиров.

• Отсутствие надзора за военными назначениями позволило Малики выбрать предпочитаемых им офицеров (почти всех шиитов) для возглавления наиболее важных командных должностей в Ираке — подразделений иракских армейских подразделений и оперативных командований.Малики назначил этих старших офицеров исполняющими обязанности в обход необходимого парламентского одобрения и контроля. Лица, которые получают выгоду от этих назначений, в свою очередь, вкладываются в успех и продвижение Малики на посту премьер-министра.

• После выборов 2010 года Малики значительно расширил свой контроль над многими гражданскими учреждениями Ирака, включая судебную систему и независимые органы, такие как избирательная комиссия, центральный банк и антикоррупционная служба.

• Путем консолидации власти Малики разрушил систему сдержек и противовесов, предусмотренную конституцией Ирака. Его растущее влияние и ограничения в отношении якобы независимых институтов подорвали легитимность и эффективность этих органов, особенно судебной системы и парламента.

• Политизация на национальном уровне фактически поставила под угрозу роль судебной системы как независимого средства контроля над другими ветвями власти.Судебная власть была соучастником централизации власти премьер-министром Малики путем принятия ряда спорных постановлений, которые наделили исполнительную власть полномочиями и ограничили или устранили его политических соперников.

• Малики использовал своих парламентских союзников и благоприятные судебные решения для устранения ключевого персонала, который, как считается, препятствовал его контролю над независимыми органами Ирака, наиболее важными из которых являются Высшая избирательная комиссия Ирака (IHEC), Центральный банк Ирака (CBI) , и Комиссия по честности.Премьер-министр также использовал свое влияние на эти органы, чтобы сдерживать своих политических соперников и прикрывать своих политических союзников.

• Свободные и справедливые выборы будут практически невозможны в нынешней политической обстановке без беспристрастной и независимой IHEC. Таким образом, попытки Малики повлиять на IHEC, если не контролировать его, вызывают особую озабоченность, поскольку предполагают его попытки подорвать избирательный процесс в Ираке.

• Совет представителей (CoR) не проводил эффективного контроля органов исполнительной власти.Внутренняя дисфункция парламента в сочетании с собственными усилиями Малики по подрыву деятельности парламента ограничили его возможности по надзору. Малики принял стратегию, направленную на то, чтобы его парламентская оппозиция была раздроблена и не допустила объединения широкого блока против Малики. Это оказалось в значительной степени успешным, чему способствовали внутренние разногласия оппозиции.

• Запросы Малики повлекли за собой судебные постановления, которые ограничили законодательные и подотчетные полномочия парламента, а именно, не позволяя КАД инициировать законодательные акты и ограничивая его способность задавать вопросы министрам.

• Малики использует свой контроль над органами безопасности и гражданскими учреждениями, упомянутыми выше, различными способами для продвижения своих интересов. Одна цель — свергнуть высшее руководство Ирака, а другая — расширить его контроль над финансовыми учреждениями Ирака. Малики также использовал свой контроль над силами безопасности и судебной системой, чтобы нейтрализовать вызов федерализму со стороны нескольких иракских провинций. Дебаасификация, наряду с обвинениями в терроризме и коррупции, стали удобными политическими инструментами для дискредитации и даже устранения оппонентов.Малики — не единственный политик в Ираке, который использует эти инструменты, но у него есть наибольшая свобода действий в этом отношении из-за его растущей исполнительной власти.

• Малики все еще сталкивается с некоторыми проблемами, с которыми ему, вероятно, придется столкнуться в ближайшем будущем. Первый связан с его соперничеством с садристами за политическое господство среди иракских шиитов. Вторая причина — растущее недовольство суннитов существующим положением дел. Хотя демонстрации до сих пор оставались в основном мирными, они мобилизовали значительное количество суннитов в оппозицию правительству, чего Малики старался избежать.

• Существует также опасность того, что недовольство суннитов и нестабильность в Сирии могут вылиться в возрождение Аль-Каиды в Ираке. Любые меры безопасности или дальнейшие действия, рассматриваемые как ограничение участия суннитов, могут на самом деле усугубить факторы нестабильности, которые могут способствовать возрождению «Аль-Каиды» в Ираке.

• Малики будет стремиться держать суннитов раздробленными, отчуждая или удаляя лидеров из соперничающих политических партий (таких как Нуджаифи, Иссави и Алави), культивируя союзных суннитских политиков и политических групп.Обещание покровительства, которое дает участие в правительстве Малики, часто является сильным мотиватором для политиков.

• Предстоящие провинциальные и парламентские выборы представляют собой важное политическое испытание для Малики. Если в ближайшие месяцы сохранится статус-кво, Малики выйдет из следующих выборов в более выгодном политическом положении. Хорошие результаты на выборах в провинции позволили бы ему увеличить количество мест в парламенте, вернуть себе пост премьер-министра и сделать парламент еще более резиновым штампом, в идеале путем назначения более гибкого спикера, чтобы ускорить движение к мажоритарной политике.

• Соединенные Штаты в основном хранят молчание по вопросу консолидации Малики. Такое молчание дает ощущение согласия, даже если Соединенные Штаты сохраняют оговорки в отношении авторитарного поведения и намерений Малики.

• В ходе взаимодействия США с Ираком в последние годы основное внимание уделялось необходимости сохранения стабильности и оказания Ираку помощи в области безопасности. Такая помощь игнорировала политический контекст, который способствует разжиганию проблем безопасности, и только укрепила руку премьер-министра, особенно с учетом жесткого контроля Малики над силами безопасности.

• Малики — в своем желании поддержать режим Асада в Сирии и нежелании соблюдать санкции США в отношении Ирана — проводит региональную политику, которая намного ближе к политике Ирана, чем политика Соединенных Штатов.

• США сохраняют рычаги влияния в Ираке, но они должны использовать их более эффективно. В свете этих факторов Соединенные Штаты должны переоценить свои отношения с Малики и более решительно отвергать любые действия, подрывающие демократический процесс в Ираке.

• Соединенным Штатам следует стремиться лучше понять, как осуществляется власть в иракском государстве. Кроме того, американские официальные лица должны шире участвовать в политической сфере, а не просто сосредотачиваться на сотрудничестве в области безопасности. Также необходимо будет уделять больше внимания срокам и средствам взаимодействия, чтобы разрушить представление о непоколебимой поддержке США действий Малики.

• Соединенные Штаты и другие международные субъекты могут сыграть жизненно важную роль в обеспечении (или препятствовании) выхода Ирака из главы VII.Готовность ускорить, замедлить или прекратить продажу оружия в рамках программы военных продаж за рубежом также может служить средством оказания влияния.

• Поддержка авторитарного лидера во имя стабильности приведет к обратному результату и только усилит напряженность и разногласия внутри Ирака. В конечном итоге Соединенные Штаты должны признать, что стабильность в Ираке может быть достигнута только благодаря инклюзивной, представительной и справедливой политической системе, которая защищает права всех иракцев — цели, которые идут вразрез с текущими целями, политикой и поведением Малики.